Белка вздрогнула.

— Это что, твоя мазь?

— Да! — Она резко отстранилась, торопливо вытирая руки и натягивая перчатку. — Все. Хватит с тебя. Теперь сиди, пока не подействует. И глаза не открывай.

Стрегон нахмурился: знак пса на его предплечье потеплел, сообщая об обмане, но спросить он ничего не успел — мальчишка таким же резким движением поднялся и ушел, больше не насмехаясь, не комментируя действия покорно ждущих разрешения подняться наемников и, кажется, чем-то всерьез обеспокоившись. А следом, проурчав что-то внушительно-грозное, ушел и Курш, предварительно проследив, чтобы никто из мужчин не надумал отправиться следом.

Едва жаркое солнце успокоилось и стало клониться к горизонту, лишив изнывавшего от нетерпения Лакра благословенного тенька, а вкусный аромат жарящегося на камнях мяса стал одуряюще сильным, голодный, уставший от неподвижности и измученный бездельем ланниец все-таки разлепил стянутые грязевой коркой губы и тихо позвал:

— Бели-и-ик!

Он не знал, откуда Белик и его странный зверь добыли мясо: открывать глаза наемникам строго-настрого запретили, а сообщить, куда эта парочка недавно уходила, не соизволили. Однако по возвращении Курш звучно захрустел косточками, а его хозяин, ловко отрезав от туши молодого кабанчика пару крупных кусков, взялся за приготовление еды. Целых полчаса специально разогревал плоские камни так, чтобы мясо получилось не просто одуряюще вкусным, но и невероятно сочным. И голодным наемникам это показалось не меньшей пыткой, чем последствия нападения местных комаров.

— Белик!

— Чего? — задумчиво раздалось со стороны костра, а потом что-то тихонько зашипело. Наверняка сладкий сок капнул на раскаленный булыжник, после чего ароматы по поляне поплыли такие, что у наемников требовательно заурчало в животах.

— Может, уже пора смывать эту гадость? Полдня сидим, как дураки! Ни вздохнуть, ни комара с носа сдуть, ни ногу почесать! Когда уже время? Ничего ж не зудит больше! Белик!

— Ты чего стонешь? — удивилась Белка. — Давно можно. Я просто подумал, что вы спать надумали до вечера. Сидите тихо, никто не шевелится, глазки закрыли, дышите ровно…

— Так ты ж сам велел не двигаться! Мы от тебя сигнал ждали!

— Я сказал, что маску нежелательно трогать раньше времени. А насчет сроков… так они уже сто раз прошли. Давно пора смывать, а то у вас уже вместо грязи на лице короста засохла. Того и гляди намертво прирастет.

Лакр пораженно замер, осознав, что их снова надули и вынудили сидеть гораздо дольше положенного срока, не сказали, что уже можно мыться, мерзко хихикали в кулачок, наблюдая за тем, как они мучаются… Торк! Да, может, кое-кому уже в кусты приспичило сбегать!

— Гад… — тихо простонал Лакр, с хрустом сжимая кулаки. — Какой же ты гад!

— Иди-иди, — хмыкнула Белка. — Водичкой разбавь, оно само и отвалится, как коровья лепешка от сапога. Только не сдирай сразу, а то без бровей останешься. Мне-то, конечно, все равно — вами и раньше было сложно любоваться, но без естественной растительности станет еще хуже, так что сделай одолжение — не подвергай мой хрупкий разум такому страшному испытанию.

— Я тебя убью!

— Конечно, куда без этого? Только поднимись сперва, поясничку попробуй разогнуть, дырочки для глаз проковыряй пальчиком, доползи до речки… тут недалеко, у тебя за спиной и парой сотен шагов южнее… можешь даже по склону скатиться бревном и прямо так в воду бухнуться. А как сдерешь с себя грязь и отстираешься (да, прости, я был малость небрежен), так и приходи назад. Потолкуем о том о сем, а потом решим, кто, кого и за что будет убивать. Идет?

— Сволочь ты мелкая, — поразительно спокойно констатировал Терг, поднимаясь с земли и стряхивая с кулаков засохшую глину. — Но сволочь умная: если бы не помогло, я б тебе башку открутил, несмотря на нанимателя, заказ и… гм… приятеля твоего. А так — уговорил: сперва отмоемся, а уж потом разберемся.

— Поддерживаю, — хмыкнул Торос.

Ивер промолчал, но брошенный им в сторону костра взгляд был красноречивее всяких слов.

— Мудро, — улыбнулась Белка, следя за тем, как они с кряхтением разминают одеревеневшие мышцы. — А вожака своего пока не тревожьте. Я его позже всех мазал, значит, и будить будем последним.

Братья покосились на Стрегона и, оценив его вид, пожевали губами: в отличие от них, его лицо не казалось страшной маской. Может, оттого, что у пацана закончилась грязь, может, из-за действия неизвестной мази, может, потому, что сама мазь была прозрачной, как слеза младенца… но под ней, что удивительно, бледная, нещадно изуродованная кожа вожака больше не выглядела красной или отекшей. Напротив, под густым слоем мягко мерцающего на солнце снадобья лицо Стрегона казалось расслабленным, по-прежнему неуловимо опасным, но при этом каким-то… обновленным. Не говоря о том, что теперь, когда не виднелись страшные раны, пропали глубокие морщины в уголках рта и спрятались за прикрытыми веками холодные глаза, неожиданно стало понятно, что на самом деле Стрегон не был таким, каким хотел казаться. Теперь братья увидели, каким бы он был без многочисленных рубцов. Каким бы стал, если бы выбрал другую дорогу в жизни. Не стремился бы стать лучшим, не брался бы за самые сложные, почти невыполнимые заказы и не позволил бы себе забыть о том, что все еще живет, чувствует, дышит. Все еще остается человеком, несмотря на прошлое, полузабытые насмешки и все то, от чего он так долго защищался.

Кажется, эта прозрачная маска самым причудливым образом сумела стащить с него иную личину — вторую, невидимую, которую он выбрал для себя сам. Растворила ее, открыв неизвестную прежде истину. И теперь наконец стало видно, что эльфийская кровь, хоть и сильно разбавленная, даже этим жестким чертам смогла придать удивительную гармонию, мягкость и несомненную привлекательность.

Лакр пораженно покачал головой:

— Надо же…

— Топай, — неожиданно насупилась Белка. — И живее, пока я тебе ускорение не придал!

— Да ладно, чего рычишь? — Ланниец крякнул и, сам себе удивившись, покорно отправился к реке. Понимал, конечно, что как только вожак все это смоет, все его шрамы и рубцы вернутся на место, что на самом деле ничего не изменилось и это всего лишь мазь позволила взглянуть на того, другого Стрегона, которого никто раньше не знал. Но отчего-то именно сейчас Лакр пожалел, что чудес не бывает. — Идемте, парни. Только, чур, я первым в воду лезу!

— Ага, еще чего! — фыркнул Торос. — После тебя там дохлых рыб можно будет с поверхности собирать!

— Ну, не мне же это придется делать?

— Что? Ах ты… стой!

— Гы-гы! А кому-то бежать на целую минуту позже!

— Сто-о-оять… Рыжий, убью, если воду испортишь!

Проводив долгим взглядом быстро удаляющихся наемников, Белка оглядела задремавшего вожака наемников и тяжело вздохнула.