Зрители, сгрудившиеся на борту и внимательно наблюдавшие за происходящим, заметили, что все идет не так гладко. Дик долго стоял на одном колене. Фокус состоял в том, чтобы из этой позиции выпрямиться резко, одним движением. Дав себе еще секунду передышки, он собрал волю в кулак и с исказившимся лицом встал.

Доска была узкой, молодой человек, хоть и весил меньше ста пятидесяти фунтов, оказался неуклюжим, не умея правильно распределить свою тяжесть, он, чтобы не упасть, неловко схватил Дика за голову. Когда последним отчаянным усилием спинных мышц Дику удалось выпрямиться, доска накренилась, и оба полетели в воду.

С катера донесся восхищенный крик Розмари:

– Потрясающе! У них почти получилось!

Но когда катер, возвращаясь за пловцами, шел им навстречу, Николь увидела в лице Дика то, что и ожидала увидеть: досаду и злость – ведь всего два года назад он проделывал этот трюк без малейшего труда.

Во второй раз он действовал осторожней: немного привстав, проверил, равномерно ли распределена тяжесть, и снова опустился на колено, затем с криком «Алле-оп!» начал вставать, но, прежде чем ему удалось выпрямиться, ноги у него вдруг подогнулись, и в последний момент он лишь успел оттолкнуть подальше доску, чтобы она их не пришибла.

На сей раз, когда катер подошел к пловцам, злость Дика была видна уже всем.

– Не возражаете, если мы попытаемся еще раз? – крикнул он, перебирая в воде руками. – У нас ведь почти все вышло.

– Разумеется. Вперед!

Николь заметила страх в его глазах и предостерегающе сказала:

– Может, на сегодня хватит?

Дик ничего не ответил. Первый партнер счел, что с него довольно, и его втащили на борт. Его место послушно занял управлявший катером мексиканец.

Он оказался тяжелее. Пока катер набирал скорость, Дик дал себе передохнуть, лежа животом на доске, потом подлез под партнера, ухватился за трос и, напрягая все мышцы, попытался встать.

Встать он не смог. Николь видела, как он, сменив положение, сделал еще одну попытку, но в тот момент, когда партнер оторвался от доски и вся тяжесть его тела пришлась на плечи Дика, того словно камнем придавило. Еще одна попытка – дюйм, еще дюйм, – Николь почувствовала, как пот выступил из всех пор у нее на лбу, словно она поднимала этот груз вместе с ним… Несколько секунд Дик еще держал равновесие, а потом грузно рухнул на колени, и оба свалились в воду, при этом доска лишь чудом не обрушилась на голову Дика.

– Скорее к ним! – закричала Николь штурвальному, увидев, как Дик погружается в воду. Но он вынырнул и перевернулся на спину, мексиканец уже спешил на помощь. Казалось, прошла вечность, прежде чем катер наконец подплыл к ним, но когда Николь взглянула на Дика, покачивавшегося на волнах, обессиленного и безучастного, будто вокруг, кроме воды и неба, ничего и никого не было, испуг сменился у нее презрением.

– Сейчас мы вам поможем, доктор… Бери его за ногу… так, отлично… а теперь все вместе…

Дик сидел, тяжело дыша, уставившись перед собой пустым взглядом.

– Я же говорила, что не стоит тебе пытаться, – не удержалась Николь.

– Он просто израсходовал слишком много сил в первых двух попытках, – пришел на помощь Дику мексиканец.

– Да глупостью все это было, – не унималась Николь.

Розмари деликатно молчала.

Минуту спустя Дик кое-как восстановил дыхание.

– Я бы в этот раз и куклы из папье-маше не поднял, – признался он.

Кто-то добродушно рассмеялся, и это разрядило неловкую атмосферу провала. Когда сходили на берег, все были подчеркнуто внимательны к Дику. Только Николь злилась – теперь ее злило все, что он делал.

Пока Дик ходил в буфет за напитками, они с Розмари сидели под зонтом. Он вернулся с двумя бокалами хереса.

– А ведь это с вами я впервые попробовала спиртное, – припомнила Розмари и с неожиданным энтузиазмом добавила: – О, я так рада видеть вас и убедиться, что у вас все хорошо. Я боялась… – Она запнулась и закончила фразу, видимо, не так, как собиралась: – …что вы не совсем здоровы.

– До вас дошли слухи, что я качусь под откос?

– Нет, конечно. Просто я слышала, что… вы изменились. И рада собственными глазами увидеть, что это не так.

– Это так, – возразил Дик, присаживаясь рядом с ними. – Изменения начались давно, просто поначалу это не было заметно. Когда мораль дает трещину, манеры еще какое-то время остаются прежними.

– Вы практикуете здесь, на Ривьере? – поспешила сменить тему Розмари.

– О… поле деятельности здесь было бы богатое. – Он покивал по сторонам, указывая на некоторых представителей пляжного племени, копошившихся на золотом песке. – Первостатейные кандидаты. Вон, видите нашу старую подругу миссис Эбрамс, изображающую герцогиню при королеве Мэри Норт? Но не завидуйте – представьте только, как долго миссис Эбрамс карабкалась на четвереньках по черной лестнице отеля «Ритц» и сколько пыли из тамошних ковров наглоталась.

– Неужели это действительно Мэри Норт? – перебила его Розмари, вглядываясь в даму, направлявшуюся в их сторону в окружении небольшой свиты людей, явно привыкших ко всеобщему вниманию. Оказавшись футах в десяти от Дайверов, Мэри скользнула по ним одним из тех взглядов, которые дают понять обозреваемому, что на него смотрят, но в упор не видят, – ни Дайверы, ни Розмари Хойт никогда в жизни не позволили бы себе так посмотреть на кого бы то ни было. Но тут Мэри заметила Розмари и, к изумлению Дика, изменив прежний план, подошла к ним. Она с искренней на вид сердечностью поздоровалась с Николь, мимоходом, не глядя, кивнула Дику, словно боялась чем-то от него заразиться, – в ответ он отвесил ей нарочито почтительный поклон, – и расплылась в улыбке, приветствуя Розмари:

– Я слышала, что вы здесь. Надолго приехали?

– Завтра уже уезжаю, – ответила Розмари.

Увидев, как надменно Мэри проследовала мимо Дайверов и направилась прямо к ней, она из чувства дружеской лояльности отвечала ей холодно. Нет, сегодня она не сможет принять приглашение на обед – занята.

Мэри обернулась к Николь, смесь любезности с жалостью сквозила в ее манере.

– Как ваши дети? – поинтересовалась она.

В этот самый момент Ланье и Топси подбежали к матери с просьбой отменить запрет гувернантки на купание в море.

– Нет, – ответил за нее Дик. – Как мадемуазель сказала, так и должно быть.

Понимая, что нельзя подрывать авторитет родительской власти, Николь поддержала мужа, а Мэри – в стиле героини Аниты Лус, привыкшей учитывать лишь faits accomplis[88] и не способной проявить строгость даже к щенку французского пуделя, – посмотрела на Дика, как на ужасного деспота. Дик, которому уже наскучило