слов, как истукан — иначе все это простое и пустое! Да и вообще… знаешь что… начинай сначала! — И хлопнул по рукам блондина своей правой свободной пока рукой, левой же в это самое время продолжая придерживать холсты уже и второй стопки, не намекая таким образом и на первую же уже им отсмотренную, как и стоявшую уже спокойно и слева от него. — Я их уже просмотрел, а эти еще — нет. Ты не с той начал!

— Здесь — нет структуры! — Отбил и тут же отбрил его во всех смыслах блондин, зеркаля теперь его и указывая своей правой рукой, облокотив ненадолго полотна на себя, на все же стопки перед ними и пройдясь по его же затылку своей левой, доказывая на деле, как и просили, что никто ведь и не говорил, что будет легко, а и тем более с ним и пузырям пенки, как и с морской солью и той же пеной, что была да и выглядела весьма и куда органичней, нежели и почти то же ее искусственное проявление на газу и молоке.

— Но мне ж потом неинтересно будет… — простонал младший, куда больше и от обиды, чем от подзатыльника, так еще и притопнул хмуро ногами, руки же и вновь были заняты, а так бы ведь еще и прихлопнул ими для полноты картины, ну а после уже и кого-то побольше и шире в плечах, не желающего мириться с обычным порядком да еще и в таких же, казалось бы, простых вещах. — Я ж так или иначе вижу те, что ты смотришь, как мне их и после тебя-то уже смотреть… по новой и самому? Его-о-ор, ну не будь ты таким засранцем!

— Ладно… Буду не таким! — Показал ему язык старший и в мгновение своего же ока, как и других, просветлев, перешел уже к следующей стопке и под уже именно страдальческий вой Никиты, полоснувший по живому кристаллами сахара его же все и сахарной же ваты всех и каждого в этой комнате. — А хуже или лучше — решишь сам: для и за себя! Смотри перед собой и… все. Это ведь и не так сложно и трудно, как ты думаешь… Или тебе шоры с берушами найти, чтоб, как лошадка, в одну сторону смотрел, не отвлекаясь ни на что и ни на кого?

— А и знаешь что, да, найди. Только еще и с кляпом… Для себя!

— По-идиотски, конечно, сейчас прозвучит… — решил вмешаться в назревающую и прямо-таки уже и бушующую перепалку Женя, словив благодарный кивок от Александра, что уже почти что и сам досучил и так почти никакие свои рукава и вот-вот готов был сорваться и раздать парочку затрещин уже всем и за все, как и вернуться к главному, подпрыгнув и присев на подоконник, дабы дообсудить то, что они обсуждали как раз таки до, но так и не закончили после, как тут же понял и сам Никита по тем же все его дотлевающим, но так и не дотлевшим углям энергии да и буквально же самого его интереса, что затем он и сам же ему уже подтвердил словесно. — Мы немного тронули эту тему до тебя, Ник, но так и не пришли ни к чему… Да и, думаю, уже и не придем! Ведь и, как я уже и сам ранее сказал, по-идиотски… сослагать время, пространство… да и саму же историю на манер же все: «Если бы да кабы…». Скорее б выросли грибы… на наших же все слезах и соплях, чем и мы бы всю эту ахинею, так еще и сами же, переписали, вернув и внеся таки Влада еще раньше! — И, растормошив нервно свою шевелюру на отдельные темные прядки, он так же резко и быстро провел ладонями по лицу и вновь взглянул на всю троицу перед собой, обернувшуюся уже и к нему. — Я имею в виду в принципе — не руками назад, да и лишь все затем, чтобы она сама и вскрылась же еще раньше, в хорошем тоже и опять же смысле, и за счет же все него самого! — После чего еще и поднял свои слегка трясущиеся руки перед собой и ними, словив враз на них теперь уже и три прямо-таки и удивленно-нервно-дергающихся взгляда. — Взамен же все и меня: где и я бы — подольше, а он бы, в свою очередь, и поменьше отсутствовал. Не говоря уж и за то, что пусть и не все, но и большинство же их историй… просто и капец как похожи! И вместо радуги и единорогов… в качестве поддержки, которую она могла вылить и вылила бы на него, потопив в ней же… а с его же уже и барского плеча — потопив и себя… она могла бы вылить горючие слезы и… признаться, рассказать… да и пусть так же все-не-все… но и опять же, раньше… не доводя до… такого и не приводя… ко всему же этому!

И, опустив наконец свои руки, как и уже прямо-таки и затуманенно-задымленный, потерянный свой светло-зеленый взгляд на них, закончив таким образом и свой же небольшой эмоциональный монолог, он не сразу заметил того, что как все и замерли в начале его речи, так и остались стоять, только уже с понурыми и хмурыми, темными взглядами, так же обращенными куда угодно, но и только не друг на друга, как и не на него, будто и боясь столкнуться с ним взглядом, но и на деле же скорее — с собой и поймать в себе же ту же самую потерянность, как и поймать себя же самих на этом и в этой слабости, что и на деле при понимании и признании была лишь силой и ничем иным. О чем знал и понимал, как и принимал, достаточно пока только один из них и он же и подошел к Жене, став слышимым для последнего, лишь как перестали полностью хлопать друг о друга полотна, а после и ощутимым — с помощью его же все и горячей, но и не обжигающей, согревающей и оберегающей энергии, так еще и примостившись как никогда рядом с ним, не садясь и лишь положив свою правую руку на его же правое плечо, никак кроме, как и именно же по-отечески поддерживающе сжав его. Которая и почти тут же была накрыта поверх и левой же Жени, и пусть и на этот же все момент не до конца и сильно, зато и крепко сжавшей в