провалиться и лететь крошечной точкой, которая горит все ярче и ярче и наконец, накаляясь до предела, становится падающей… звездой…

— Тш-ш, — где-то далеко прошептал Джейми. Он встал и теперь держал меня за талию, а стоном отзывался ветер — или я. Он коснулся пальцами моих губ и будто спичками разжег пламя на моей коже. По телу прошел жар, спереди все горело, а спине было прохладно, прямо как святому Лаврентию.

Я обхватила Джейми ногами, упершись пяткой в его ягодицы, и меня удерживала только сила его крепких бедер между моих ног.

— Отпусти, — сказал он мне на ухо. — Я держу тебя.

Я отпустила и отклонилась назад в никуда, чувствуя его надежные руки.

* * *

— Ты собирался что-то рассказать про Лоуренса Стерна, — сонно пробормотала я намного позже.

— Да. — Джейми потянулся и устроился поудобнее, по-хозяйски положив руку мне на ягодицы. Я водила костяшками пальцев по волоскам на его бедре. Лежать в обнимку было слишком жарко, но и отодвигаться друг от друга мы не хотели. — Мы говорили о птицах, он ими очень интересуется. Я спросил, почему птицы поют в конце лета, хотя ночи становятся короткими. Вроде бы можно уже отдохнуть… ан нет, они чирикают и все что-то возятся в кустах и на деревьях ночами напролет.

— Правда? Я не замечала.

— Ты же не ночуешь в лесу, саксоночка. А я ночевал, и Стерн ночевал. Он давно это заметил и тоже заинтересовался.

— И нашел ответ?

— Ответа нет, зато у него имеется теория.

— О, еще лучше, — сонно усмехнулась я.

Джейми поддержал мой смех и перекатился на бок, чтобы нашу соленую кожу хоть немного обдувал воздух. Капельки пота поблескивали в изгибе его плеча и среди темных волосков на груди. Он почесал это место, издавая приятный скребущий звук.

— Вот что он сделал: поймал несколько птиц и запер их в клетках, выстеленных промокательной бумагой.

— Что? — Я рассмеялась. — Зачем?

— Ну, не полностью выстелил, а только положил бумагу на пол, — объяснил Джейми. — Сверху поставил крошечную тарелочку с чернилами, а в середине — чашечку с семенами, чтобы они не могли поесть, не запачкавшись в чернилах. Птички скакали туда-сюда, оставляя следы на промокательной бумаге.

— И что же ему это дало — кроме черных следов?

Мускусный запах наших разгоряченных тел начал привлекать насекомых. Над ухом раздался тонкий писк, и я замахнулась на невидимого комара, а потом потянулась за марлевой сеткой, которую Джейми сдвинул, когда пошел меня искать. Сетка крепилась к хитрому механизму на перекладине над кроватью — придумка Брианны: стоило только развернуть марлю, как она ниспадала со всех сторон, закрывая нас летними ночами от полчищ кровожадных насекомых.

Я развернула сетку с некоторым огорчением, ведь, защищая от комаров, мошек и пугающе огромных ночных бабочек, марля неминуемо перекрывала доступ воздуха и не давала насладиться видом на яркое звездное небо за окном. Я еще немного отодвинулась от Джейми: хотя его естественный жар отлично спасал зимними ночами, летом он доставлял неудобства. Конечно, я не прочь растаять в пылающем пламени желания, просто чистых ночных рубашек больше не осталось.

— Следов было много, саксоночка, только большинство из них лишь с одной стороны клетки. И так во всех клетках.

— Вот как? И что, по мнению Стерна, это означает?

— Ему в голову пришла отличная идея — положить рядом с клетками компас. Похоже, прыгая в клетках, птицы стремились на юго-восток — именно туда они летят с приходом осени.

— Очень любопытно. — Шее стало жарко, и я собрала волосы в хвост. — Но им еще рано переселяться на юг в конце лета, так ведь? И во время перелета ночью они отдыхают.

— Верно. Они как будто чувствовали неизбежность и притяжение перелета, и это не давало им покоя. Что самое странное, это были в основном молодые особи, которые еще никогда не совершали перелет и ни разу не бывали в месте своей зимовки. И все же их словно тянуло туда, и от этого они не могли уснуть.

Я пошевелилась, и Джейми убрал руку с моей ноги.

— Zugunruhe, — тихо произнес он, водя пальцем по влажному следу, который остался на коже.

— Что это?

— Так Стерн назвал это явление — бессонница у юных особей птиц перед дальним полетом.

— Это слово означает что-то конкретное?

— Да. «Ruhe» по-немецки — спокойствие, отдых, а «zug» — что-то вроде путешествия. То есть «Zugunruhe» — беспокойство, тревога перед дальней дорогой.

Я перекатилась ближе к Джейми и нежно уткнулась лбом ему в плечо. Сделала вдох, как будто смаковала тонкий аромат дорогой сигары.

— Eau de homme?[116]

Он поднял голову, с сомнением понюхал и сморщил нос.

— Скорее eau de chevre[117], — ответил он. — А может, и хуже. Интересно, во французском есть слово «скунс»?

— Le Pew[118], — хихикая, предложила я.

Птицы пели всю ночь.

Глава 108

Tulach Ard

Октябрь 1772 года

Джейми улыбнулся и кивнул куда-то назад.

— Смотрю, сегодня у нас есть помощник.

Роджер обернулся и увидел, как за ними ковыляет Джемми. Сосредоточенно нахмурив светлые брови, он обеими руками прижимал к груди камень размером с кулак. Роджер едва не рассмеялся, но вместо этого присел на корточки, чтобы подождать, пока мальчик их догонит.

— Это для нового свинарника, мой рыжий малыш?

Джемми с важным видом кивнул. Утром было еще прохладно, но его щеки горели от прилагаемых усилий.

— Спасибо, — серьезно сказал ему Роджер и протянул руку. — Отдашь мне?

Джемми яростно покачал головой, тряся густой челкой.

— Я сам!

— Идти далеко, дружок, — сказал Джейми. — Разве мама не будет по тебе скучать?

— Нет!

— Твой дедушка прав, сынок, ты нужен мамочке. — Роджер потянулся за камнем. — Давай-ка я возьму…

— Нет! — Джемми прижал камень к своей блузе, будто защищая его, и упрямо поджал губы.

— Ты не можешь… — начал было Джейми.

— Идти!

— Нет, я сказал, что ты должен…

— ИДТИ! — потребовал Джемми.

— Послушай, дружочек… — одновременно заговорили Джейми и Роджер, потом замолчали, переглянулись и засмеялись.

— Где же мамочка? — попробовал Роджер другую тактику. — Она будет волноваться.

Малыш резко покачал рыжей головой.

— Клэр сказала, они сегодня собирались заняться лоскутными одеялами, — сообщил Джейми Роджеру. — Марсали принесла выкройку; наверное, уже начали шить. — Он присел на корточки рядом с Роджером и посмотрел в глаза внуку. — Значит, ты убежал от мамы?

С решительно сжатых розовых губок сорвался смех.

— Так я и думал, — сдался Роджер. — Давай-ка пошли обратно в дом. — Он встал и, раскачивая, поднял малыша на руки.

— Нет, нет! НЕТ! — Сопротивляясь, Джемми больно уперся ногами в живот Роджеру и весь прогнулся, как лук для стрельбы. — Помогите мне! ПОМОГИТЕ!

Пытаясь