так со свадьбой или что-то изменилось.

— А… Да не, чо, все заебись. Все в силе. Народ уже собирается, чо. Ох, много народу! Все, как говорили, так все и будет. У тебя, друг Граппа, ничего не поменялось, чо?

Бертран улыбнулся и мотнул головой:

- У меня, друг Норчхи, все и всегда идет так, как я сказал.

Разумеется, Суи прекрасно знал, что врет. Случаи, когда все шло так, как он задумывал, можно было пересчитать по пальцам неосторожного плотника. Но пастуху знать о том не следовало. Он и настоящего прозвища Бертрана не знал, не говоря об имени и роде.

Свадьба должна была случиться в родном селе говножуя, Ирцухо. Бля, какие же все-таки поганые имена у них, аж язык царапается от «гх» и «чх»… Умные люди говорили, что местные края давным-давно заселялись выходцами со срединных гор, которые в центре мира стоят и держат небеса своими пиками. На тех вершинах небосвод и крутится, так что солнце и луна друг за дружкой ходят. Бежали те люди от суровых устоев, жестоких зим, бесконечной резни за скудные пастбища и прочих лишений. Большинство пришельцев давно растворились в толпе местных, стали похожи на людей, но кое-кто блюдет устои, живет, как завещали дикие предки. Поэтому нет-нет да и наткнешься на морду с таким носом, что можно дрова колоть, а имя вообще не выговорить.

Да, так вот… Женился сын кмета, местного старосты, на двоюродной сестре. Оно и верно, ни к чему богатство рода направо-налево разбрасывать. Выкуп за невесту платить не надо, приданое в том же сундуке, на том же подворье и останется. Да и родная кровь, не водица. А где люди женятся, тем более в достатке, там интересные возможности всегда открываются.

— То хорошо, раз так! А то приедут городские, привезут подарки. Знаю тех городских! У них два склада, дом доходный. Старший сын семь лет в подмастерьях отходил, скоро в цех примут, как полагается. Ох, богато живут! И деньги всегда с собой возят.

— Прямо-таки с собой? — делано усомнился Бертран.

— А как же иначе? В денежный дом только дурак понесет. В сундук воришка залезет, чо. А при себе — это надежно, это правильно. Только кинжал надо подлиннее брать.

— И большие деньги? — улыбнулся Бертран. Забавно, но как разговор зашел про деньги, Норчхи перестал пускать черную слюну и через слово добавлять свое непременное «чо». Вот как богатство человека облагораживает! Достаточно даже разговоров о нем, а как подменили! Чудо!

— Огромные, чо! В мастера просто так за хорошую работу не записывают. Взнос надо будет уплатить. Три дня всех цеховых поить-кормить, подарки там да прочая всячина. Полжизни копить приходится. Ты столько денег и в жизни не видел, сколько городские с собой возят!

— Я и не видел⁈ — усомнился Бертран, в чьем кошеле даже золотой бывал. Недолго, к сожалению, ибо вольные нравом прелестницы города Ревено дороги. — Я в дюжине городов мостовую топтал!

— И чо? На свадьбе у нас не был, городских не видел. Вот и не пизди.

И удивительно метко и мокро плюнул Бертрану под ноги. Забрызгав сапоги. Хорошие, новые сапоги, лишь малость запачканные зеленым травяным соком да прилипшими песчинками. Не приходят мертвецы за своей обувкой, если им поджилки порезать. Верная примета, который раз сработала!

Суи миролюбиво поднял руки:

- Друг Норчхи, не горячись! Я же к тому веду, чтобы не впустую работать. Я же хочу, чтобы каждому моему другу и брату хватило. Чтобы никто обиженным не ушел! Сам понимаешь, братьев у меня две дюжины, тощего серебра не хватит. Вот и беспокоюсь.

И плюнул Норчхи на сапоги. Коварный порыв ветра швырнул соплю обратно, шлепнул о штанину Бертрану. Тот сделал вид, что так и задумано. Пастух даже и не заметил.

— Как делить начнешь, меня не забудь, — зловеще произнес Норчхи, — я же твой самый главный друг и брат в этой долине, понимать надо! А кто жадничает…

Пастух взялся за обшарпанную рукоять длинного кинжала, в не менее потертых ножнах. Помнится, Дудочник со смехом рассказывал, что у кинжалов жителей холмов зачастую клинок обломан, а рукоять приклеена. Иногда клинка и вовсе не бывает. Так, одна видимость. Словно рыбий пузырь. Эх, проверить бы… ну, всякому овощу свое время.

— Так если не веришь, с нами иди. Жребий кидать будешь. Тут уж точно не обделить, сам понимаешь. Опять же, лишние руки не лишние. Пару мешков утащишь, больше будет, что делить.

Бертран всем сердцем надеялся, что жадность победит благоразумие, и Норчхи после того, как выполнит свою часть задачи, сообщив последние детали, возьмется поучаствовать в деле. Фэйри ему шею свернет как курчонку. Хрусь и все.

Или, к примеру, намекнуть Анри, который, сам будучи весьма смугл, пастухов из невыговариваемых деревень не любит столь яростно, что узнав на кого завязано грядущее дело, плюнув, ушел из-за стола, даже не доев? Нож под лопатку и все дела.

И только черная слюна поползет из посиневшей гнилозубой пасти. Некрасиво, но справедливо.

Дожевав свою говняную жвачку, Норчхи сплюнул ее на лопух. Огромный лист обиженно закачался. Гордое растение за долгие годы существования человеческого рода привыкло к некуртуазному обращению. Но не плеваться же!

— Не, не могу, чо. Моя ж сеструха замуж выходит. Сам понимаешь, чо. Праздник семейный, вся хуйня.

Глава 19

Черный гость на красной свадьбе

Пить начали с утра, только-только солнце появилось над лесом. А чего ждать, в самом-то деле? Это пусть городские высиживают и выжидают до последнего, пока от жажды в глазах темнеть не начнет! Фу, ты, ну, ты, ноги гнуты! Священник должен молодых семьей назвать, семья новая должна с каждым гостем поздороваться, почеломкаться да поцеловаться, и только потом…

Настоящий горец, пусть и живет он в холмах, а отвесных скал и крутых утесов в жизни не видел, помрет раньше, не дождавшись! Чара за чарой, кружка за кружкой, кувшин за кувшином! Пиво, брага, вино? Отлично! Моча козлиная? Выдержанная? Если в голову шибает, да заячьих катышков для остроты не пожалел, то лей, не жди, пока прокиснет!

Только в холмах и умеют по-настоящему веселиться. Так, чтобы неделя как один день пролетела, а потом еще неделю в себя приходить, а потом еще месяц считать, сколько пропито да проедено, а потом еще всю жизнь вспоминать!

А вспоминать всегда есть чего! Какое на городских свадьбах веселье? Никакого. Разве что тесть зятю морду набьет. Или зять тестю. Самый край — невесту с тещей с пьяных глаз перепутают. Да еще и стражу на каждый чих зовут. Тоска сплошная, на оглоблях повеситься!

Вот в холмах иное дело!

Напиться, проблеваться, похмелиться и нажраться. И главное — не засыпать! Не успеешь глаза закрыть, как с тебя лучшие друзья уж портки стянули, да в очередь встали к твоему волосатому да вонючему. Одна радость — они тоже не стальные, когда-нибудь уснут беспечно. Тогда и отомстишь до звона в яйцах опустошенных!

Вот где веселье, вот где истинная радость! Не понять ее живущим в тесных каменных клетушках, куда добрый хозяин и курицу не сунет! Пидорасам, студентам и прочим городским!

Свадьба пела и плясала, пила и закусывала, орала и верещала, дралась и мирилась, признавалась в неистовой любви и ненависти до гробовой доски, переворачивала столы, втаптывала в грязь жареную говядину, гусей, куриц, зайцев, караваи, сыр, мед, творог… Праздник всегда напоказ, чтобы чертям тошно стало, ничего жалеть нельзя, а то старые боги обидятся и… Хотя здесь лучше неправильные речи оборвать и всуе лишнего не вспоминать. Опасная это штука, длинный язык, голову временами лучше бритвы отсекает. Не любят святоши, когда вспоминают Тех, кто был прежде или Двоих, создателей Света и Тьмы. И хоть сила поповская уже не та, жаловаться кому и куда следует гниды в халатах умеют. Да и подмазывать жалобы не разучились.

Бертран ждал, слушал и скрипел зубами так, что еще немного и посыплется крошка, а там и вообще одни десны останутся. Годные только кашу жевать…

О, а вот и котел каши уронили. Только брызнуло. Гуляющим зрелище понравилось — и на землю полетели прочие котлы. А там и один из длинных столов перевернули. И пошли топтать белую скатерть для потехи. Пара сторожевых свиней не выдержала, кинулась жрать праздничные яства наперегонки