В фигуре – те же шары и углы, как в здании химического завода, только они говорят другое. Встреча округлой женской груди с острой мужской грудной мышцей. Спина сидящей, за которой скрыты руки, ноги, склоненная голова – странный плод, шарообразный снизу, угловато-параллелепипедный сверху.

Девушка обнимает колено, вовсе не готовясь к полету. Движение внутрь, в печаль, попытка удержать себя вместе. Лицо уже ушло вглубь, видно только течение волос, разделённое линией. Сцепленность ног, коленей и локтей, в которой исчезает голова. Человек в перекрещенном покое. Она не демонстрирует себя. Она течёт в себя, отвернувшаяся, а не смотрящая навстречу. Она сжата – но не пружина, а много раз сломанная соломинка. Пружина – в другой, много прожившей, вставшей на колени, но не в покорности, а – для прикосновения к земле, может быть. Вены вздулись на ногах, бёдра выбрасывают расширяющийся плечами треугольник торса, этот угловой ритм повторяют ключицы, обращают и распространяют раскинутые руки, напряжённые колени, морщины пяток, оборот спины.

Допустим, песок. Вначале девушка сжалась на нем, закрывая руками голову, прижимая колени к груди. Но потом она находит силы развернуться, обращая в небо спокойное лицо, открывая ему тонкие ребра, направляя вверх легкие углы коленей. Небо отвечает лёгкостью на лёгкость – и она может спать, забывшись, только песок округлыми ямками помнит другой упор. Теперь, проснувшись, она может встретиться наконец с тем, где находится. Всмотреться в песок с интересом, а не страхом. В его волны – и в свои следы на нем, напоминающие порой след пустынной змеи, двигающейся боком вперед. Человек – большая волна на фоне многих маленьких. И во встрече она обращается лицом вниз, распространившись во всю выгнутую длину. Не тревожа песок, который совершенно не смят вокруг, словно девушка осторожно и аккуратно опустилась на него с воздуха.

Или – вода. Голова и тело лежат на спине в бассейне – золотые блики сквозь воду на коже – а ноги до бёдер сомкнуты на камне. Между, на границе – не теряя спокойствия и прямизны. Спать, лежа на тьме против чёрного провала пещеры.

Ему подходит безоконность и сглаженность архитектуры Новой Мексики. Рамка тьмы вокруг клубящейся сложности. Чёрное, белое, переход, тень. Женщина, дерево, камень, дом. Они говорят сами за себя, не нуждаясь в приторности сказки или подпорках символа. Они найдены, потому что они есть. А есть они потому, что они – встречи. Склоны, отражаясь, создадут вторую половину оперения и станут стрелой.

Он стоит на огромном камне. Обнажённая вода ждет его.

– Время уносит, но оно и приносит. Необратимость я не очень люблю и стараюсь не совершать необратимых поступков, но она придает серьёзность, которая тоже нужна. Час, проведённый с кем-то, я не верну никогда, поэтому не буду проводить его с кем попало.

– Мне нравится, что я сама не знаю, что от себя ожидать: куда мне вдруг захочется поехать, в какую сторону измениться.

– Открытость и непредрешённость хороши, хотя успевать за ними нелегко.

– А почему, собственно, я не могу сказать, что чувствую, что я на правильном пути? Это всего лишь значит, что я не мечусь в данный момент моей жизни, не гадаю, что же мне делать. Что сразу по шее-то, а?

– Да человек всегда гадает, что ему делать! Ты скажешь, что радуешься некоторой уверенности после долгой неуверенности – уверенность хороша, конечно, – но ты ей рамки найдёшь? Иронией спастись надеешься? Выбравшись из одних проблем, человек получает следующие, хотя обычно более сложные и менее очевидные.

– Поцелуев твоих жажду независимо от аромата лесной клубники.

– Для тебя время непременно оставлю. У меня как раз очень загруженный личный график, все приедут к первому сентября, и всех хочется увидеть. Но тебе время уделю в первую очередь, ты эту самую очередь первый не поленился занять. Ну, и не только поэтому, конечно… Мне тебя, на самом деле, не хватает. Представляешь, чего стоит гордой рыси в этом признаться?

– Боюсь помешать чем-то, приблизиться слишком (сейчас я приближаюсь, но понимаю, что приближение не должно быть абсолютным), боюсь не понять, боюсь, что со мной будет неинтересно. Не думаю, что эта боязнь пройдёт, и мне не кажется, что ей нужно проходить. Хотя постараюсь быть поувереннее, надеяться, что, если что-то сделаю неправильно (а всегда правильно – не бывает), это на общем хорошем фоне потеряется. Ты меня тоже боишься. Давай понемногу переставать – хотя не до конца. Глаза страшат, а руки делают – обнимают тебя, пусть и со страхом. Прочность наших отношений пока маленькая. Общая память сейчас мала, понимание – больше в словах. Будем осторожно укреплять, да? А потом, железо прочное, но мёртвое. Говорят, что человек прочнее камня – от камня даже малейший кусочек откалывается необратимо, а на человеке до определённого предела раны зарастают. Но, конечно, так можно с собой, а с другими так нельзя. Целую твои 63 – потом 85 —

– А ты что за камень тогда? Тёплый, прогретый солнцем? Позволяешь ящерицам на себе загорать?

– Степень нагретости камня не от него зависит. Нагреешь – буду теплым.

– Понятие соблазнения, мне кажется, устарело, потому что секс перестал быть чем-то чрезвычайным и занял место важное, но не истерическое. Одолели американцы. Прислали двенадцать страниц программы визита в университет Айовы и в Нью-Йорк (еще и Вашингтон будет!) и спрашивают, что я об этом думаю, какие темы готов обсуждать, какие у меня планы и так далее. Весь вечер отписывался.

После ночи с тобой идти утром на работу, пошатываясь то ли от удивления, то ли от недостатка сна. Окружающее кажется пустым, вроде картонных коробок. С трудом удерживаешься, чтобы не рассмеяться в лицо спрашивающему в офисе о каких-то делах – кто более пуст, спрашивающий или дело?

– Истерическое восприятие – не то чтобы неразумное (разумное – не всегда хорошее), а обвешанное неверными чувствами. В отношении секса – греховности, например. Еще истерика часто – от чувства собственничества. Мне все это малосимпатично. Секс – близость и открытость, что ведет к большим опасностям. Близость – опасность наркотической зависимости, боль от нехватки близкого (а она и должна быть, иначе это не близость), опасность обиды (мне всё же кажется, что от близкого она намного больнее). Открытость – риск прикосновения другого к моим больным или интимно скрытым точкам. А что делать с другим, если вот сейчас он нуждается во мне, а у меня именно в данный момент настроение скорее от него или к одиночеству? Это каждый раз заново решать.