торопилась, отчётливо понимая последствия такого действия. Она ведь была ещё девчонкой, юной и невинной. А вот кем был я в тот момент сам не понимал.

Катя принялась облизывать мою шею, что очень скоробило меня. Дикое возбуждение больше не могло оставаться незамеченным. Я хорошо чувствовал как внутри росло что-то твёрдое, рвущееся наружу, и она тоже это знала. Сознание переключалось с реальности на сон, и обратно. В этот момент во мне боролись два человека, один из которых жаждал овладеть молодым телом девушки, а второй не давал это сделать. Тем временем она запустила свои руки мне под футболку, и это чуть не решило итог внутренней борьбы. Я застонал.

— Я тебя люблю, — шептала она, вызывая во мне новую волну мелких мурашек. — Люблю тебя, слышишь?

Что ей ответить? Сказать, что тоже люблю и тем самым стереть все оставшиеся между нами препятствия? Можно, конечно, но стоит ли?

Вместо ответа попытался коснуться её груди. Девушка заметно насторожилась, но убирать руку не стала. Конечно, она ждала ответа. Ждала, что я ей отвечу на такое сокровенное признание. Разве был у меня тогда выбор?

— Люблю. Кажется, и я тебя люблю, — прошептал в ответ, тем самым пробив последнюю брешь в наших отношениях.

Она вновь впилась в мои губы, а я беспрепятственно просунул руку под блузку и коснулся сокровенных грудей, скрытых под материей бюстгальтера. Теперь Катя точно не возражала. Санкция на запретные прикосновения получена признанием в любви, и я это хорошо понимал.

Этим вечером у нас не было секса. Только не здесь и не сейчас. Мне ещё предстояло во многом разобраться. Слишком много моральных ценностей, через которые необходимо переступить. Да, всё это не по-настоящему, не взаправду, не всерьёз. Всё это лишь сон в моей голове, но тем не менее я не мог вот так совершить поступок, за который потом буду расплачиваться на смертном одре.

Мы искренне любили друг друга, много целовались, и даже не стеснялись трогать за те места, за которые трогать не полагается. Всё так естественно и так реально. Оба возбуждены до предела, но всё же черту ни я, ни она не перешли. На сегодня было достаточно ярких впечатлений. Если бы это происходило в реальном мире, то у нас ещё были бы дни, и даже недели для дальнейшего развития отношений. А так завтра придётся начинать всё сначала. Скоро я проснусь, и эта ночь исчезнет навсегда. Как жаль, что не могу тут остаться.

Примерно через пару часов я проводил её до дома. Наверное, я действительно тогда её любил. Расставаться не хотелось. В окне нас поджидал светящийся огонёк от сигареты.

— С отцом будут проблемы, что так поздно?

— Плевать. Я ни о чём не жалею.

— Мне очень хорошо с тобой. Давай завтра встретимся. Я заскочу, ладно?

— Давай.

Я знал, что завтра не наступит никогда, но всё же говорил ей то, что она хотела услышать. Катя внимала каждому моему слову, с трепетом глядя на свою любовь. Тем временем мы подходили к дому, а огонёк в окне горел всё ярче.

— Может, пойдёшь? Папа будет не рад.

— Нет, останусь. Теперь мы будем видеться чаще, так что чему быть, того не миновать.

— Как знаешь.

Мы остановились у калитки. Оба знали, что мужчина молча наблюдал за нами из окна, так что целоваться напоследок не решились. Подарили друг другу счастливые улыбки, и это было весьма отрадно.

— До завтра, — сказал я, нехотя отпуская её руку.

— Пока, — скромно ответила Катя, отворачиваясь к дому.

Скрипнула калитка. Девушка ушла, а я поспешил в сторону своего дома, до которого ещё идти какое-то время. Катин отец так ничего и не сказал, хотя на часах уже перевалило за три часа ночи, и он явно был зол позднему приходу дочери.

Заправив руки в карманы, я ускорил шаг, намереваясь успеть вновь побывать в родном доме пока учёные не выдернули меня обратно из сна. Шёл быстро. Я знал, что оставалось всего каких-то пару сотен метров. Знал, что в любой момент мог потерять этот момент, так что ноги почти бежали. И тут вдруг передо мной неожиданно выросла чья-то фигура, одним движением сбив меня с ног. Очутившись на земле, я не сразу понял что случилось.

— Долго ходишь, падла!

Борцов! Сука, это был точно он! Я с презрением поднял глаза. Тёмная фигура стояла в паре метров от меня. Явно не семечек пожевать он меня ждал. Хотел побить. Отомстить за неудавшуюся ночь, за потерянную девушку, ну, или чего он ещё себе надумал. Козлом отпущения выбран я. Забавно.

— Ты что, караулил меня тут?

— Ждал. И дождался, — хрипло рявкнул он. — Теперь тебе не смешно, а? Вставай, разговор есть.

Знаю я его разговор. Точно бить будет.

— Зачем тебе это? Саша, что за херня? Ты в своём уме?

Вместо ответа он вновь подскочил ко мне и с размаха ударил ногой в живот. Попал по рукам. Резкая боль охватило тело. Я вскрикнул.

— Заткнись, падла! Жопе слово не давали.

Ещё удар. Затем ещё. Я судорожно высунул руки перед собой, дабы смягчить удары безумца, но это почти не помогало. Отбил палец. Одним из ударов попало в челюсть, и кажется, сломался зуб. Во рту появился солоноватый привкус. Явно кровь.

— Перестань! Перестань, не надо!

Но удары продолжались. Борцов разгонялся, затем замахивался и мне прилетало то слева, то справа. Бил не только ногами, но и руками. Бил размашисто, как мог, как получалось, от души, а я ничего не мог сделать. Только закрыл лицо руками и скрючился в комок. Удар в ухо, в затылок, по спине, по ногам. Адская боль.

В какой-то момент я перестал слышать злобные выкрики. Всё ещё морщился то ли от яркого света, то ли в ожидании новых ударов. Голос профессора Шестакова меня отрезвил:

— Никита, мы здесь. Вы больше не спите. Вернитесь к нам.

Глава 18

Всего третье погружение, а я уже начинаю привыкать. Сначала чувствовалась острая горечь