Он поднял руку, привлекая внимание официанта, заплатил по счету, оставив щедрые чаевые. Через мгновение он подхватил зашатавшуюся учительницу.

– Извините, в голове закружилось, а ведь я выпила совсем чуть-чуть. Она правда такая крепкая?

– Конечно. Еще немного, и вы не смогли бы сами стоять. Я говорил: ноябрёвка – это легенда.

– Но мы должны выразить свои соболезнования! Мы не можем показаться в таком виде в доме Драгуновых!

– Успокойтесь, скоро все пройдет. А у Драгуновых нам понадобится любая поддержка, – заверил он с хмурым выражением лица.

– Вам когда-нибудь приходилось разговаривать с родителями подчиненных солдат?

– Бывало, – ответил он тоном, который не способствовал продолжению разговора. – Идемте! Чем быстрей уладим это дело, тем лучше.

* * *

Августа Николаевна Драгунова сердечно поздоровалась с Островской и, хотя было заметно ее удивление присутствием Самарина, она не высказала ни малейшего беспокойства касательно цели их визита. Вероятно, она не переживала за дочь.

Мать убитой ученицы была красивой сорокалетней женщиной со статной фигурой. Густые черные волосы и радостная, слегка озорная улыбка добавляли ей очарования. Богатое убранство дома говорило о благосостоянии, однако хозяйка приняла их в простом домашнем платье и лично разлила чай. В ней не было ни тени претенциозности, ни характерной для аристократов холодности.

– Я знакома с вашей тетушкой, полковник, – заявила она, пододвигая к нему свежеиспеченное пирожное. – Ну не так чтобы близко, это слишком высокий уровень для жены обычного генерала, однако мы иногда встречаемся на балах и приемах.

Самарин посмотрел на учительницу – Островская сидела с несчастным видом, умоляюще глядя на него. Полковник тяжело вздохнул и поднялся из-за стола.

– Сударыня, мне очень жаль, но я должен сказать вам…

В одно мгновение улыбка сбежала с губ хозяйки, золотистый оттенок кожи стал цветом свежевыбеленной стены.

– Петр! – выкрикнула она. – Нет, Вера!

– …что ваша дочь погибла, – закончил офицер.

Августа Николаевна потянулась к чайнику, неосознанно наливая его по чашкам, не разлив при этом ни капли.

– Садитесь, полковник, – попросила она бесцветным шепотом.

Самарин сел на краешек кресла, готовый ее поддержать, если она потеряет сознание.

– Как это случилось?

Несмотря на спокойный тон, в словах женщины прозвучал страх. Полковник знал, что мать Веры боится спросить, мучилась ли ее дочь.

– Это была внезапная смерть, – соврал он. – Удар ножом прямо в сердце. Сзади.

Она вздрогнула, словно ее ударили плетью, но через мгновение ее лицо снова напоминало фарфоровую маску. Она поблагодарила кивком.

– До того как мы уйдем, сударыня… Прошу меня простить, я провожу расследование… Как я понял, ваша дочь не была дома в последнее время?

– Вера поехала позавчера к Нине Трошченко, хотела с ней провести какое-то время. Они дружат… дружили, – исправилась она. – Знаю, что они добрались без проблем, она звонила…

Она потеряла сознание без какого-либо предупреждения, это не был изящный дамский обморок, Самарин едва успел поддержать ее голову.

– Прислуга! – закричал он. – Прислуга!

* * *

Олаф Арнольдович Рудницкий лежал на больничной койке бледный как сама смерть. Врачи утверждали, что он счастливчик: лезвие прошло на волосинку от сердца, но никто не хотел ручаться за его жизнь и здоровье. Такое это счастье…

– Знаю, что не должен был вмешиваться, – повторил неизвестно в который раз Матушкин. – Но они хотели убить его…

– Ты уверен, что это не случайность? Может, хотели просто его обокрасть? – спросил Самарин.

– Ни в коем случае! Это были профессионалы. Ну, своего рода профессионалы, – уточнил он. – Местная мразь, хотя было заметно, что это не первое их дело. Один переоделся в фонарщика и пропустил Рудницкого вперед, двое других схватили за руки, чтобы не дергался. Тогда этот фонарщик ударил его ножом сзади. Первоклассная скоординированность! Как в балете!

– Сомневаюсь, что господин алхимик чем-то помешал местным бандитам. Это не его сфера. Кто-то явно их нанял, – заявил полковник. – Будем надеяться, что он выживет.

– Я так понимаю, что статус Олафа Арнольдовича меняется с «объект под наблюдением» на «объект под охраной»? – спросил Матушкин.

Самарин кивнул.

– Только скрытно, – посоветовал он. – Чтобы не спугнуть тех бандитов, если они решат закончить работу.

– Сделаем! – пообещал подчиненный.

– Это моя вина, я должен был выделить ему охрану сразу же после того, как он стал магистром гильдии, – сказал Самарин. – Правда, он не лоялист, но порядочный человек. В то время как большинство магов и алхимиков настоящие подонки.

– Правда? Я познакомился с несколькими алхимиками, и они произвели на меня довольно позитивное впечатление.

– Похоже, тебе повезло, – буркнул полковник. – Я просматривал как-то дела нескольких особ, претендующих на должность учителя в лицей в Царском Селе. Понимаешь ли, император решил, что нужно идти в ногу со временем и ввел новый предмет. Комиссия отказала всем и объявила новый отбор, учителя нашли только с третьего раза.

– Почему?

– Задумывался ли ты над мотивами людей, интересующихся магией или алхимией? Не сейчас, потому что именно сейчас эти мотивы очевидны, а перед появлением анклава? Они все рассчитывали на чудо. Сифилитики, импотенты, сумасшедшие хотели свести счеты со всем миром, вызывая суккуба эромании… И именно они создали первые гильдии, потому что никто не имел понятия, что вообще происходит.

– Я думаю, это немного преувеличено, ваше…

Женщина выглядела лет на двадцать, но создавала впечатление очень зрелой. Так, словно она видела вещи, которые и не снились двадцатилетним. Зеленые глаза скользнули по мужчинам без интереса, после чего остановились на бессознательном алхимике. Незнакомка была одета согласно последней парижской моде, единственное, что удивляло, – подбор цветов: черный, белый и серебристый.

– Господа? – произнесла она, слегка приподнимая брови.

Лишь сейчас полковник вспомнил, где видел подобную подборку цветов – на портрете молодой княгини Волконской. Значит, девушка – подопечная Рудницкого, служанка одной из проституток, которых забрал с собой в анклав Брагимов. Теоретически. Поскольку она ничем не напоминала особу, даже косвенно связанную с самой древней профессией на свете.

Самарин быстро представил себя и Матушкина. По стойке смирно и тоном, предназначенным для людей, стоящих выше в социальной иерархии. Его наградили легким кивком и улыбкой, которая осветила комнату, словно маленькое солнце.

– Я так понимаю, вы – друзья Олафа Арнольдовича.