год? В начале я пытался считать минуты, но быстро сбился. Мне становилось все хуже, яд как-то влиял на мой разум, мысли странным образом закольцовывались, замыкаясь, и ходили по кругу, повторяясь раз за разом, как у шизофреников. Мне стало тяжело рассуждать логически, я прилагал усилие, перекатывая каждую мысль, словно тяжеленный валун. Это же самое настоящее психотропное оружие!

В теории я знал, как противостоять этому — надо было найти якорь. Что-то, что свяжет мой разум с реальностью, и не даст яду запутать его, какой-то предмет, действие или чувство… Боль! Точно, она всегда помогает, отрезвляет, и напоминает, что ты ещё жив. Каждый раз, когда жук начинал высасывать из меня здоровье, волна боли расходилась от груди по всему телу, я стал считать минуты от волны до волны, выходило примерно минут сорок, это уже кое-что. Этот якорь не даст мне забыть кто я, и где нахожусь, а способ выбраться найдется!

Периодически я впадал в забытье, из которого меня выдергивала очередная волна боли. Мара больше не приходила, видно оставила меня на съедение Скоргсу. Какое-то время я думал, может умру с голоду, или от жажды, но нет, этот адский жук каким-то образом поддерживал мою жизнь, не давая мне умереть. Постоянная слабость и головокружение, забирали те, немногие силы, что ещё оставались, а вскоре последовали галлюцинации…

Краем глаза я заметил кого-то, он стоял сбоку — чёрная расплывчатая фигура, но повернув голову никого не увидел. Прошло какое-то время, я все-таки сбился со счета, не помнил уже, сколько волн боли прошло, хотя они ещё помогали, напоминая мне о реальности. Теперь я постоянно видел чёрную фигуру боковым зрением, стоило мне повернуться он тут же исчезал, и появлялся, с другой стороны: — Иди сюда ты сволочь! Покажись мне, я тебя изуродую тварь! — я кричал, матерился, но все без толку, он просто стоял и смотрел, а ещё этот звук! Тонкое жужжание, на грани слуха, словно комар летает над ухом. Он появлялся, то справа, то слева, рукой не махнуть, уши не закрыть. Сколько я не крутил головой, не мог увидеть кто жужжит, это дико раздражало. Скотские демоны! Кто вас научил таким трюкам, уж не учреждение ли из трех букв? Это просто такая пытка, это глюки, ни чего этого нет. Уговаривал я себя, и начинал орать на чёрную фигуру, или на комара.

У всех есть свой предел. Как бы ни был селен человек, к каждому можно найти свой подход. Одни боятся боли, другие одиночества, а третьих съедает чувство вены. Я чувствовал, что мой предел уже не далеко.

Вскоре я начал терять чувство реальности, если можно так выразиться в виртуальной игре. Мне казалось, что я во сне, и вижу кошмар, нужно было только проснуться, но никак не получалось. Мой разум всё больше погружался в пучину безумия. Я начал видеть людей, они стояли и смотрели на меня, молчаливо обвиняя в чем-то: Друзья и знакомые, женщины которых я знал, и те, кого я лишил жизни. Их было множество. Безмолвные, безжизненные лица: — Хватит! Отвалите от меня! Хватит!

Что есть безумие? Может ли человек осознать, что он сошёл с ума? Ведь сумасшедший никогда не признает, что он не нормальный. А может потеряв разум мы переходим в иную форму мышления, и видим то, что не доступно в обычном состояние.

— Нет! Нет! Только не ты! Тебя не должно быть здесь! — передо мной стояла Тэя, она была такой, как я помнил — в белом платьице, и в сандалиях, я сам надевал их, когда мы шли с ней гулять. Она стояла и смотрела на меня, мамиными зелеными глазами, не произнося не слова: — Прости меня, прости, я виноват, только я один, — слезы катились по моим щекам, я плакал и кричал, проклиная всех демонов, богов и самого себя. Тьма, словно живое существо, равнодушное к человеческому горю, медленно надвигалась на меня, я жаждал ее объятий: — Забери меня… наконец-то.

В первый миг, открыв глаза я подумал, что оказался в гробу. Я лежал на чём-то мягком, в полной темноте, чувствуя слабость во всём теле. С трудом подняв руку, я наткнулся на препятствие… неужели эти твари похоронили меня заживо? Вдруг раздалось шипение, и справа от меня появилась тонкая полоса света, она расширялась, пока тьма не исчезла полностью. Я зажмурился, яркий свет бил в глаза…

— Саша! Саша! — надо мной склонилось женское лицо.

— Настя! Это ты? — она плакала и обнимала меня.

— Наконец-то! Ты жив!

— Что… что происходит? Где я?

— Вытаскивайте его! Аккуратно, вот так, — несколько рук подхватили меня, и вытащили из капсулы, усадив в медицинское кресло, ко мне тут же подключили какие-то аппараты, и сделали укол в руку, сразу стало лучше.

— Как вы себя чувствуете господин Кромов? — человек в белом халате светил мне в глаза маленьким фонариком, проверяя реакцию зрачков.

— Что со мной, где я?

— Вы провели в капсуле почти две недели. Как вы себя чувствуете? Головокружение? Тошнота?

— Нет… тошноты нет… объясните мне, что произошло? — я уставился на человека, тот вздохнул, отведя глаза.

— Ты в порядке любимый! Ты уже дома! — Настя обняла меня, вытирая слезы.

— Произошёл сбой в системе… — к нам подошёл человек в деловом костюме и очках, в дорогой оправе.

— Вы подключились к Паутине Миров, но что-то пошло не так, и вместо того чтобы попасть в игру, ваш разум погрузился в… мы не знаем точно, что это за состояние — похоже на очень глубокий сон.

— Нет! Не может быть! Вы морочите меня, гребанные демоны! — я не мог поверить в это, голова закружилась, в глазах потемнело, я попытался встать, но мышцы были, как вата, ноги не держали. Ко мне подскочили еще двое в белых халатах…

— Господин Кромов, прошу вас успокойтесь!

— Милый все хорошо, ты дома! Ты вернулся! — Настя обнимала и целовала меня, я откинулся в кресле, тяжело дыша. Через пару минут я более-менее успокоился, и хмуро посмотрел в напряженное лицо человека в костюме:

— Как такое могло произойти?

— Мы не знаем. Такого никогда раньше не было, но мы обязательно выясним это, а сейчас вам необходимо отправиться в наш реабилитационный центр, там…

— Нет, — мне нужно было время, чтобы осмыслить все это.

— Но господин Кромов, вы…

— Я сказал нет! — костюм замолчал на полуслове. — Я хочу побыть со своей семьей, прошу всех покинуть мой дом.

Костюм смотрел на меня минуту, затем вздохнул и сказал:

— Как вам будет угодно господин Кромов, но я категорически настаиваю,