— Нет… — руки трясутся. Я беру чашку, стискиваю ее, чтобы унять тремор, и делаю глоток. Чай оказывается действительно очень вкусным. Алан помнит, что я люблю зелёный с жасмином или это случайность?

— Я вот все думаю, почему у нас с тобой ничего не вышло?

— Алан, перестань издеваться надо мной! — со звоном ставлю чашку на блюдце, — Я приехала сюда не за романтической ностальгией!

— Какое красивое колечко, — взгляд мужчины обжигает мою руку, — Ты ему дала что ли?

— Он. Мой. Муж…

— Значит, мне почти год мозги кружила… А перед ним легко раздвинула, — в его тоне яд. Я чувствую его горечь во рту. Или это странное послевкусие от чая? — И как впечатления? — взгляд мужчины заставляет меня передернуть плечами.

— Я не буду отвечать тебе… — сдавлено шепчу, ощущая, что сердце начинает биться медленнее.

Перед моими глазами начинает плыть. Я с трудом улавливаю смысл слов Алана, проваливаясь в глухие звуковые дыры. А ведь я пила сегодня с утра успокоительное…

— Ты будешь моей самой любимой девочкой… — в сознание просачивается фраза мужчины, и я на несколько секунд прихожу в себя от ужаса. Он меня опоил!

— Я никогда не буду твоей, — мой язык ворочается пьяно, и я глотаю буквы.

— Эй! — Алан подходит ко мне и больно берет за хвост. Смотрит в мои глаза и… лупит мне пощечину, — Овца! Я же спрашивал. Пила что-то или нет.

Щека безбожно горит. Падаю лицом в колени и закрываю глаза. Прости меня, Яр… Я переступила порог твоего дома и теперь буду разгребать сама… Дальше меня настигает темнота. Тяжёлая, кошмарная, без возможности проснуться. Меня то резко бросает в жар, то в судорожный холод. В какой-то момент просто перестаю чувствовать свое тело. Я будто смотрю на спящую девушку со стороны. Ее руки и ноги лежат неестественно, как у выброшенной куклы. Сердцебиение ускоряется. Я! Это же я! Падаю поверх своего тела, укутывая, стараясь успокоиться, срастись заново с этим холодом. И чувствую, наконец, спокойное размеренное дыхание. Теперь это просто глубокий сон.

Утро проникает в сознание постепенно, как после наркоза. Вначале ты начинаешь все слышать, потом чувствовать, потом тебе нестерпимо хочется воды… И только после этого ты открываешь глаза и хочешь пошевелиться.

— Она хотя бы в сознании? — знакомый раздражённый женский голос врывается в тишину мозга.

— Мой сын — идиот, — отвечает ей низкий мужской, — Свидетельство о браке осталось без подписи. А то, что она в отключке — нам только на руку. Не нужно даже анализов, чтобы понять, что она — недееспособная наркоманка. Все просто и красиво. Права вступать в наследство девочка не имела, а ты- первая в живой очереди. Одногруппников сына купить оказалось проще всего. Молодые продажные твари. Расписали в красках, как гуляли на свадьбе Алана и этого тела…

— Прекрасно, — женский голос перебивает, — Мне абсолютно наплевать, что будет с ней. Я наигралась. Хочется твоему отпрыску потешить свой член — пусть дрочит ее сколько влезет, — слышу злую усмешку, — Я хорошо знаю Яра. Мой дорогой племяш к ней все равно после этого ближе метра не подойдёт.

— А отец?

— А что он?

— Не пожелает вступиться за внуков?

— Тогда я его утоплю. Я слишком долго ждала возможности начать жить, чтобы позволить мужчинам снова управлять моей судьбой. Деньги я хочу видеть налом, — стук острых каблуков удаляется от меня. Но я ощущаю, что мужчина ещё здесь. Два шершавых пальца ложатся на мою шею и считают пульс. А потом он тоже выходит из комнаты.

—

Мамочки! Острый шок помогает сразу открыть глаза. В безумном состоянии бьюсь затылком об подушку. Убежать… Попробовать для начала встать. В голове относительно ясно. Ещё радует то, что я по прежнему в джинсах и футболке. Сажусь на кровати. Комната не кружится- это хорошо. Спускаю ноги и нащупываю кроссовки. Дальше, крадучись, до окна. Второй этаж здесь, как третий — слишком высоко. Значит, выход — только дверь. Бросаю на неё взгляд как раз в тот момент, когда она открывается, и в комнату заходит Алан. Я прирастаю к полу, пытаясь сообразить, как сейчас лучше себя вести.

— Очнулась? — он меряет меня взглядом и прищуривается, — А отец сказал, что ты в капитальной отключке.

— Ещё как очнулась, — оскаливаюсь на него. Мужчина делает мерные шаги вглубь комнаты, и я на каждый его шаг отступаю, оставляя между нами только кровать, — Я ничего подписывать не стану.

— Василиса… Раз уж ты догадалась по раскладу, — Алан кривится, будто от зубной боли, — Ну к чему этот героизм. Нам будет хорошо. Иди сюда.

— Нет! — отступаю в угол между шторой и тумбочкой — Пожалуйста, — срываюсь в отчаянии на просьбу, — Я просто напишу, что Ярослав заставил меня выйти замуж. Наш брак так же аннулируют. Ты поможешь мне уйти, и я соглашусь с заключением о наркотической невменяемости.

— Идиотка… — он ухмыляется, — В тебе информации на несколько поводов, чтобы закапать в лесу. Я оказываю тебе услугу, — его лицо становится все жёстче, — Или ты думаешь мне приятно знать, что тебя имел Буров? А ведь я имею на это гораздо больше прав! Исправим? — мужчина огибает кровать, сокращая расстояние между нами.

— Нет! — грудную клетку сжимает ужасом. Ему никто не помешает. Мне никто здесь не поможет! Но Алан все ближе. Я чувствую его дыхание на своей щеке. Мне раньше нравилось? Я была не в себе!

— Ну что же ты? — он обхватывает мою шею рукой и сдавливает артерии, — Кричи, упирайся, мне так даже больше понравится. Только не жалуйся, если не буду нежным, — он маниакально разглядывает, как бледнеют мои губы. Звук ответа застревает в горле. Я не могу даже сглотнуть. Цепляюсь обеими руками за его пальцы и пытаюсь ослабить хватку, чтобы вдохнуть воздуха. Глаза Алана наливаются кровью.

— Я сейчас тебя отпущу. Мы спустимся вниз. Ты сделаешь все, что скажут. Будешь хорошей девочкой. И впредь будешь подчиняться мне, как хотела. Мечтала же? Быть моей женой?

От нехватки воздуха мое сознание плывёт, но я нахожу в себе силы на то, чтобы отрицательно мотнуть головой.

— Ах ты, сука! — он резко разгибает руку и впечатывает меня затылком в стену. Я стекаю по ней вниз. Скребу, растираю руками горло и часто дышу. Поджимаю под себя ноги и сворачиваюсь в калачик, мне почему-то кажется, что он может и пнуть. Я вижу его ботинки на уровне своих глаз. Неожиданно в памяти всплывают слова Ярослава о том, что: «Женщинам никто не приставляет к голове пистолет, чтобы добиться желаемого. Их ломают психологически через боль или мораль.» И мне вдруг резко становится все равно. Я просто осознаю, что если мне суждено остаться в этом доме, то завершение моей скромной жизни станет лишь вопросом первого удобного случая. И Королева права… Ярослав не простит. Хочется заскулить. Жалобно, истерично, но дверь снова открывается.

— Уже воспитываешь? — отец Алана входит в комнату, — Ты поаккуратнее. Вот поставит свои закорючки, и делай, что душе угодно. Спускайтесь. Из лаборатории приехали. Пусть кровь у неё возьмут.