Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он взял листок в руки, прочитал первые строки: «Чем вы увлекались в детстве?», «Какой вуз вы окончили?», «Ваша первая предпринимательская удача?», «Как вы стали бизнесменом?», «Были ли у вас примеры для подражания?», «Имеет ли право банкир быть жестоким?»…
— Какая белиберда! — Денис Карлович брезгливо отбросил листок на край стола. Можно было бы вызвать помощника, попросить, чтобы тот ответил на эти вопросы, используя автобиографические и анкетные данные, которые хранились в отделе кадров банка. Он сам когда-то заполнял эту анкету, сам выдумал себе образование и, купив чистый диплом и трудовую книжку, аккуратно заполнял их, согласуя данные о рождении с собственными фантазиями о трудовой и предпринимательской деятельности.
Бурмистров уже потянулся к кнопке селектора, но в последний момент что-то его остановило: неспроста такой умный и опытный журналист, каким считался Агейко, подсунул ему эту дешевку с вопросами. В чем подвох?
— Чем вы увлекались в детстве? — теперь уже вслух прочитал он первый вопрос и задумался. Чем-чем? Мелким рэкетом. Брал под защиту слабеньких одноклассников, отпрысков состоятельных родителей, и за услуги взимал дань. «Какой вуз заканчивал?» Улично-карманный. А первой предпринимательской удачей был сорванный под покровом ночи с дверей табачной палатки замок…
Бурмистров почему-то забеспокоился, достал из кармана футляр с золотой ковырялкой. Уж не пронюхал ли Агейко о его прошлом? Если в руках журналиста компромат, то интервью могло получиться довольно-таки «веселенькое». Все до гениального просто: банальный вопрос, ответ из придуманной анкеты — и постфактум из реального прошлого. В итоге — гром среди ясного неба.
Если он прав, то что грозит ему, Бурмистрову?
Он вытащил ковырялку из футляра, сунул ее в ухо. Нужно предугадать самый неожиданный поворот событий.
«А ведь ничего не будет», — неожиданно понял Бурмистров. За свои былые преступления он уже отсидел. И не только отсидел — сам себе подписал приговор. Как бывшему вору и руководителю преступной группировки. Но об этом знали только самые близкие соратники и друзья, которые, как и он, завязали с уголовным прошлым и перешли в легальный бизнес. Их было немного, кто на последней сходке решил вложить накопленные деньги в собственное дело. Безусловно, разделенный между собой капитал помог друзьям-подельщикам стать удачливыми директорами производственных и торговых фирм, а ему, Бурмистрову, единственному из всех — председателем банка. Но и неудачники среди них тоже оказались: не сумев сделать карьеру в бизнесе, опять принялись за старое.
Конечно, между братвой существовал уговор: не мешать друг другу и под страхом смерти держать язык за зубами. Но если Агейко что-то пронюхал, если какие-то факты попали к нему, то, как предполагал Бурмистров, об этом позаботились бывшие соратники-неудачники. Кто именно?
Он перебрал в памяти несколько человек, которые хорошо знали его прошлое. Но ни один из них не мог подложить ему свинью. И все же, чего бы это ему не стоило, Бурмистров узнает имя информатора. Возможно, при помощи Агейко.
«Были ли у вас примеры для подражания?» — Бурмистров снова впился в бумагу с грифом редакции и недовольно хмыкнул.
— Мягко стелет, стервец! Сейчас я назову ему Толстого с Эдисоном, а он приведет имена пары-тройки авторитетов, с кем прежде имел дело.
Когда-нибудь он расскажет Агейко и как зарабатывали свои деньги уголовные авторитеты, и какую дань вынуждены были платить, чтобы из криминального перейти в легальный бизнес, открыть свое дело. Разве не он, Бурмистров, отстегнул сто тысяч «зеленых» за регистрацию банка? Разве не его дружки по уголовному прошлому вынуждены были сотрудничать с создателями законов, их же и нарушавшими? Агейко мог бы сообразить, что бывшие уголовники еще не самое страшное. Коррумпированные бюрократы в министерствах, отраслевых ведомствах, местных органах управления не меньше, чем уголовный мир, использовали свою политическую и производственную власть, чтобы добиться власти финансовой. Да, уголовники добились альянса с государственниками, и еще вопрос, у кого руки больше в крови, через кого прошло больше взяток и подношений и на ком больше валютных махинаций. У уголовников, которые накапливали свое состояние по центу? Или у чиновников, которые взимали с иностранных партнеров дань, переводя деньги на личные счета за границей? Вот об этом он рассказал бы Агейко. Но с тем условием, что этот рассказ в жизни журналиста будет последним.
Он все-таки нажал на кнопку селектора и вызвал к себе помощника:
— Выкинь эту бумажку в мусорную корзину.
— А что ответить журналисту?
— Ничего. Много чести будет. — По тому, как усердно Бурмистров ковырял в ухе, было ясно, что он нервничает. — Впрочем, скажи ему, что интервью преждевременно. В области — финансовый кризис, рабочие месяцами не получают зарплату, забастовки, как костры, вспыхивают повсюду, а газеты на фоне всего этого вдруг воспевают хвалу банку. Нас не поймут. Мне кажется, для Агейко этого ответа достаточно.
— Я вас понял, Денис Карлович, — вежливо кивнул помощник, не спеша покидая кабинет.
Бурмистров продолжал орудовать ковырялкой — значит, вопрос еще не закрыт. Наконец он положил золотую вещицу обратно в футляр и аккуратно закрыл крышку.
— Вот еще что. Пусть наша служба безопасности глаз с журналиста не спускает. В любое время дня и ночи я должен знать, где находится Агейко, с кем встречается и даже с кем спит. Каждое утро у меня на столе должна лежать подробная докладная записка о всех перемещениях этого борзописца. Надеюсь, задание по силам нашим охранникам?
— Без сомнения, Денис Карлович, — ответил помощник и с тревогой взглянул на шефа: — Вы хотите сказать — вам что-то угрожает?
— Мне? — банкир удивленно поднял брови. — Я без задержек плачу работникам охраны приличные деньги, и все для того, чтобы не думать о собственной безопасности. Или я не прав?
— Вы правы, Денис Карлович. Я могу быть свободным?
— Деньги на зарплату марфинским рабочим отправлены?
— Да, — ответил помощник. — Как вы и распорядились: не за полгода, а только за один месяц.
— Хватит с них и этого. — За все время разговора Бурмистров впервые улыбнулся. — Народ баловать нельзя. По большому счету сами виноваты — пьют, курят. Завязали бы — и деньги целее были бы. От несвоевременной выплаты никто еще не умирал. А человечество для того и существует, чтобы приспосабливаться к невзгодам и уметь выживать. Заметь, мой дорогой, не труд, а смекалка сделали из обезьяны человека. А наш народ смекалистый: воруют, что плохо лежит, бегают по инстанциям и выколачивают всевозможные пособия. И этим живы. Повторяю — не работой, а смекалкой!
Когда помощник вышел из кабинета, Бурмистров набрал номер начальника областного Управления внутренних дел.
— Павел Власович? Не буду занимать вашего бесценного времени, задам только один вопрос: когда в банк вернется кредит и проценты по нему? Я дал его правоохранительному фонду три месяца назад. В конце недели? Чудесно! Больше вопросов не имею. Разве что еще один: успешно прокрутили? Чудесно!