class="p1">Мне хочется заорать, проклиная себя самого. Сколько раз я уже делал это, беззвучно, пока не чувствовал, как кровь начинает пульсировать у меня в голове, будто того и гляди хлынет наружу.

Вместо этого я исторгаю глухой нервный смешок. Я смеюсь над собой, потому что моя жизнь нелепа и комична.

Есть Анаис, которая ищет спасение в физической боли и одиночестве. И я, такой, какой есть, этот дом, тот поцелуй, заронивший в моей голове странные мысли, фамилия, которую я мог бы взять, и весь этот фарс, который сковывает меня.

– Дез! – на этот раз Анаис хватает меня за плечи и наклоняет ко мне голову. Ее прикосновение обжигает мою кожу, и я тону в ее взгляде.

– Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? – повторяет она.

Я тут же становлюсь серьезным.

– Ты могла бы, например, перестать беспокоиться обо мне.

Я дотрагиваюсь рукой до ее щеки. Глаза Анаис расширяются, а я не свожу взгляда с ее губ. Она слегка их разжимает, и я ощущаю ее прерывистое дыхание. Большим пальцем я провожу по ним.

– Ты сказал, что это была ошибка, – с обидой шипит она.

Мое дыхание… Куда оно пропало?

Я убираю руки от ее лица и поднимаюсь.

– И я по-прежнему так считаю, – я подтверждаю эту ложь, чтобы отдалить от себя Анаис, – твоим родителям не следовало забирать меня из того забытого богом приюта. Я не очень подхожу на роль идеального сына.

– Это неправда, ты…

– Анаис, ты не знаешь меня. Не представляю, что ты видишь, когда смотришь на меня, быть может, безнадежный случай, но я скажу тебе одну вещь: оставь меня в покое. Это будет лучше для тебя, детка. Потому что твоя жалость – последнее, чего я хочу.

– Это не жалость, – в ее голосе звучит еще большая обида, а глаза зажигаются яростным огнем.

– А что же тогда? Ты хочешь помочь мне, потому что я рискую шкурой каждый раз, когда сажусь за руль этой чертовой машины? Мне нравится гонять на тачке, Анаис. Что в этом странного? Мне нравится управлять машиной, которая может меня прикончить. Нет нужды до чего-то докапываться или анализировать. Я уже все тебе сказал.

Тем проклятым вечером, когда я позволил ей увидеть меня насквозь, до самых костей.

Анаис натягивает рукава своей кофточки до самых пальцев.

– Я не хочу докапываться, но я не могу не беспокоиться за тебя, пусть ты и… придурок, – отвечает Анаис.

Она даже не может оскорбить меня так, как я того заслуживаю. Черт, это так мило! Мое влечение к ней не оставляет меня даже сейчас. Я отчаянно хочу ее. Я хочу разрушить ее и заново собрать по кусочкам. Испортить ее всеми возможными способами, и, несмотря на это, увидеть ее твердо стоящей на ногах.

– Уходи, – бормочу я, – или я за себя не отвечаю.

Анаис раскрывает рот. Свой волшебный ротик, о котором я мечтаю день и ночь.

– Не заставляй меня повторять, Анаис.

Она пятится назад, не отрывая от меня глаз.

А я отвожу взгляд. Я делаю это с трудом, потому что эта девушка притягивает меня, как ни одна другая.

Я поворачиваюсь к ней спиной и смотрю куда-то в окно, хотя не вижу ничего, кроме своего отражения в стекле. Слышу, как поворачивается дверная ручка, закрываю глаза и с жадностью глотаю воздух.

Она ушла, и я не побегу за ней, чтобы попросить еще немного побыть со мной.

За завтраком я ловлю на себе и Анаис сдержанные взгляды Сары и Мэтта. Вероятно, они думают о «ссоре между братом и сестрой», так что впервые оставляют нас в покое.

Вернее, они оставляют в покое ее.

Каждое утро одно и то же. Они критикуют ее за что-нибудь, приказывают и снова за что-нибудь критикуют. И я закипаю.

Они всегда делают одно и то же, и Анаис все терпит. Каждый. Чертов. Раз.

Я снова вижу, как она покидает мою комнату и смотрит на меня взглядом, полным грусти. После ее ухода я растянулся на кровати и опять надел наушники, включив громкость на всю катушку, но мои мысли принялись перекрикивать музыку, и я не смог сомкнуть глаз.

Наконец я выхожу из дома и сажусь в машину, которую купил мне Мэтт: черный «Шевроле Камаро» 1967 года. Мне не хотелось, чтобы он дарил мне ее, но эта машина была моей мечтой, и я не мог долго противиться. Я сказал Мэтту, что расплачусь с ним, как только найду работу, и чтобы он не вздумал потом отказываться от моих денег.

В школу я приезжаю точно по расписанию. Время бежит быстро, и после занятий я встречаюсь с ребятами из команды. После тренировки нас ждет общекомандное собрание. В прошлый раз Майлс был отправлен на скамейку запасных, и между нами возникла горячая перепалка, поэтому сегодня тренер хочет поговорить с нами об этом.

В раздевалке царит гнетущая атмосфера.

Мы молча переодеваемся, никто даже не думает шутить. Мы не знаем, что нас ждет.

Как только мы выходим на поле, я тут же замечаю, что сегодня здесь тренируется и команда чирлидеров. И это, конечно, не может не сказаться на моей концентрации.

Я смотрю, как Анаис руководит своей командой.

Она превосходна. Ее мини-юбка приподнимается при каждом движении и оголяет упругие ягодицы.

– Ты закончил пялиться на нее? – Майлс подходит ко мне вплотную. Я ухмыляюсь и надеваю шлем. Я ничего ему не отвечаю, хотя мне и хочется повторить сцену на парковке.

После разминки тренер делит нас на две команды для тренировочной игры перед воскресным матчем. Мы медленно двигаемся по полю и не сталкиваемся друг с другом, как обычно, поэтому он пытается нас взбодрить.

– Шевелите булками, парни! – кричит он нам с бровки поля.

Мы с Майлсом в разных командах, каждый – на позиции квотербека. Я должен проснуться, забыть, что Анаис всего в паре сотен метров – возможно, она даже смотрит на меня, – и играть так, как умею.

Мои ребята продвигаются к зачетной зоне, Татчер делает мне превосходный пас, но Майлс бросается на меня с захватом и валит на землю.

Я чертыхаюсь и поднимаюсь на ноги.

– Ты об этом мечтал, да?

– Мы только начали, – огрызается он.

– Я займу твое место, урод, – беззвучно говорю я. Майлс читает по губам мои слова и тут же сжимает кулаки, на что я отвечаю самой дружелюбной улыбкой из своего репертуара.

Его злость нарастает, и каждый раз, когда я получаю пас, Майлс тут же мчится на меня, словно бык.

– Давай