Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Березин, (в заключение, с умным видом): Вы пишите книги для детей — ждёте ли вы какого-то особого результата?
Мы хотели бы помочь нашим читателям разобраться в себе, попытаться вместе с ними решить их проблемы. В то же время, мы стараемся быть тактичными: хороший психотерапевт не предлагает готовых решений, а просто направляет, подсказывает, как найти выход, который нужно искать в самом себе. Мы стараемся не навязывать своих решений — мы просто говорим о тех проблемах, которые волнуют подростков. И говорим не с позиции взрослых, а скорее как ровесники или как старшие товарищи. Мы бы хотели, чтобы в авторе этих книг наши читательницы нашли друга и советчика, а может, старшую сестру. Наверное, ещё поэтому мы выбрали такой псевдоним — сёстры Воробей.
Сообщите, пожалуйста, об обнаруженных ошибках и опечатках.
Извините, если кого обидел.
13 января 2009
История про Анну Малышеву
Собственно, это разговор с автором детективов Анной Малышевой в конце 2000 года, когда она сказала: "Меня интересует то, что происходит в обычной квартире".
— Не будем притворяться, что мы не учились вместе в Литературном институте, и не знаем друг друга довольно давно. Литинститут так или иначе всё равно оставляет след. Как получилось, что ты начала писать большие тексты, собственно, романы? Этот вопрос подразумевает то, как ты начала писать не то, чему там учат?
— До того, как я стала писать детективы, я писала рассказы не больше пяти-десяти страниц. Это было ещё тогда, когда я закончила школу, сдала экзамены, и, придя домой, не снимая школьной формы, села и написала первый рассказ. Для меня это был своего рода символ свободы. А потом этот процесс стал для меня какой-то обязанностью. Потом эти рассказы публиковались в журналах, были они при этом довольно странного жанра — я пыталась подражать Борхесу. Это были тексты культурологические, с элементами истории и мистики. С этими текстами я и поступила в Литературный институт. А когда я училась на третьем курсе, то ситуация сложилась так, что мне нужно было где-то работать, а работать было непонятно где, и мне дали телефон литагента и сказали, что она берёт детективные романы. Это был 1995 год, осень… И, когда я позвонила, то меня сразу спросили, сколько у меня написано страниц. У меня было нисколько. Но когда мне сказали — привозите, дескать в пятницу, то я села и с некоторым изумлением написала пятнадцать страниц сразу, в один вечер, потом ещё больше. Для меня было внезапным открытием, что я могу это делать — ведь роман строится совсем иначе, чем рассказ. То, что я написала, понравилось.
Я просто села перед машинкой и представила, что я сейчас буду смотреть кино, и принялась тут же записывать это кино.
— То есть интрига выстраивалась уже потом?
— Она всегда выстраивается потом. И сейчас, когда я пишу уже шестнадцатый роман, всё начинается с такого кино. Интрига выстраивается к середине повествования.
— В твоём романе "Мой муж — маньяк", который честно сказать, мне нравится больше прочих, есть такая сцена, абсолютно кинематографическая, когда в общественном туалете, где только что убили женщину, медленно падает на мокрый пол фотография. Роман этот вообще напоминает киносценарий. Не было разговоров про инсценировки?
— Пока нет. Поживём — увидим.
— Многие начинают писать в школе. Скажем если есть образованные родители, какая-нибудь профессорская семья…
— Она и была, папа — профессор, мама — доцент. Спецшкола с уклоном в химию. Но мне разрешили делать всё что я хочу и самой выбирать свой путь. Моим родителям сначала казалось, что их дочь должна заниматься более престижной литературой, чем детективная. Впрочем, сейчас они уже так не думают. А в школе я писала стихи… Была потребность на рынке в детективах — и я стала заниматься ими. Ведь я очень люблю этот жанр и часто могла читать их по две штуки в день. И законы этого жанра, правила этой игры я чувствовала. Это было ещё десять лет назад, когда не было книжных развалов, и в библиотеках стояли на детективы в очередь. Из толстых, таких трёхроманных сборниках я узнала о существовании Чейза, Жапризо и Хмелевской.
— А для тебя была уже ощутима разница между американским и европейским детективом?
— Я понимаю. Дело в том, что десять лет спустя все образцы забылись и я начала писать романа сама, без оглядки. И из всех авторов мне больше всего нравится Жапризо.
— Согласись, что Жапризо пишет такой бытовой детектив.
— Да, конечно. Этим-то мне он и нравится.
— Ну, а на бытовом материале, который известен каждому из нас можно написать две-три книги, а потом тебе уже надо знать, как устроена та или другая организация, как работает прокуратура, как проходят следственные действия, в конце концов, как оружие стреляет…
— Мне это всё пришлось осваивать очень быстро. Действительно, нужно знать как человек приходит к следователю, что происходит в СИЗО, чем будут заниматься в милиции, а чем — нет. И мне пришлось изучать Уголовный Кодекс, массу юридической литературы, и сейчас я многие документы знаю наизусть.
Понятно, правда, что существуют отклонения от закона…
— А у тебя есть добровольные консультанты или какие-нибудь помощники?
— Единственное реальное лицо в моём окружении, которое связано с уголовным миром, это моя сестра, которая работает в психиатрической больнице в отделении судебной экспертизы. Поэтому у меня дома куча отчётов в этой области, и, хотя это — закрытые материалы, но отчёты двух-трёхлетней давности списываются и их можно забрать. Хотя такие документы касаются впрямую именно психиатрии, но изложение уголовного дела в них обязательно присутствует.
Это единственное, к чему я обращалась.
— Ну а не хотелось связаться с реальными милиционерами, наладить с ними обратную связь? Вот, например, при абсолютной сказочности кивиновского сериала про ментов половина отделений милиции говорит цитатами из этого сериала. Существуют работники правоохранительных органов, которые идут к писателям (большая часть которых — бывшие работники правоохранительных органов) и предлагают им "взять сюжет". А вот, если не сюжет, то фактуру не хочется взять?
— У меня несколько полок справочников, в том числе справочников по оружию. Так что привязываться к сторонним рассказам мне это не очень нужно. Потом — радио, телевизор.