понятно, что нужно любить и чего хотеть, а сам он чувствовал себя настоящим героем просто потому, что сподобился искупаться перед сном», — весело фыркнула бабушка.

«Но дедушка ведь не такой… и папа…» — возразила я.

«Твой дедушка считает, что, женившись на мне, он внезапно полюбил читать перед сном. На самом деле меня просто всегда раздражала его привычка часами болтать в постели. Мне для отхода ко сну требуется тишина. Так что я сначала пихала ему в руки книги, якобы чтобы их обсудить, а потом восхищалась тем, как умно он выглядит с книгой в руках, и постоянно говорила, как сильно мне нравится читать вместе. Правда же была в том, что после шумного дня мне просто хотелось, чтобы он полежал рядом молча! А обсуждать дела и планы на день я предпочитаю за завтраком…»

Я шла по Тропе, мерцающей в льющемся с потолка свете, и вспоминала бабушку. Её голос, улыбку и то, как она всегда готова была меня выслушать и дать совет.

Почему я не воспользовалась её мудростью в общении с королём? Не захотела через себя переступать. Хвалить его за то, что сегодня он не назвал меня ядовитой медузой? Вот уж нет. Он безнадёжен, и перевоспитывать там нечего. Видимо, корона так давит на голову, что нарушает кровообращение в мозгу. От этого происходят галлюцинации, в которых ему кажется, что он может вести себя, как полнейшая сволочь, и ему это всё равно простят. Или что его титул стоит того, чтобы терпеть любое отношение. Не спорю, может, для кого-то и стоит. Но точно не для меня.

Пустая пещера, шуршащий колкий гравий под босыми ногами, мистический золотой свет, окрашивающий камни в латунный, медный и бронзовый. Среди мерцания светлая дорожка казалась невинно-лёгкой, прямо-таки стелющейся под ноги. Но с каждым шагом она жалила стопы всё больнее.

А останавливаться нельзя.

Воздух, спёртый и влажный, не двигался, давил массой. Ни ветерка, ни дуновения прохлады. В пещере было тепло, вот только чем дальше я углублялась, тем сильнее ощущался жар, исходящий из недр.

Шаг за шагом, минута за минутой, час за часом.

Стопы давно ныли. В приюте мы много бегали босиком — не напасёшься же обуви на всех. А в академии я привыкла ходить обутой, и только на тренировках по защитно-боевой магии неизменно старалась разуваться.

И теперь заново привыкшие к комфорту ноги пронзала боль при каждом шаге. И ведь не сплетёшь лечебный аркан. Не отрастишь на стопах жёсткую чешую.

Второформа заворочалась внутри. Ей претило это душное место и не хотелось обрывать связь со сладко пахнущим гайроном. Моё сознание словно раздвоилось, и я ощущала себя предательницей своей сущности. Словно самолично отрезала себе руку. Но порой так поступают. Отрезают руку, чтобы спасти весь организм.

Утихомирила гайрону, но не без труда. Сколько ещё идти? Сколько времени уже прошло?

Я не знала и снова погрузилась в воспоминания.

«Но разве хвалить мужа — достаточно, чтобы брак был удачным?» — спрашивала я.

«Нет, конечно. В первую очередь стоит постараться его полюбить. А если уже любишь, то эти чувства сохранить. Это важно в первую очередь для тебя, ящерка моя», — мягко улыбалась бабушка.

«Но почему?» — не понимала я.

«Потому что жизнь с нелюбимым человеком очень тяжела. Если не получится полюбить, то попробуй найти, за что уважать. Хотя нам, женщинам, любить проще, чем уважать», — хмыкнула она.

«Разве это не одно и то же?»

«Нет, малышка. Женщина может любить мужчину и при этом не уважать его. Опекать, ругать, запрещать. То, что матери делают с детьми. Со временем мужчины либо уходят от таких женщин, либо превращаются в детей. Женщины же сначала старательно перевоспитывают и переделывают мужчин, а потом сами жалуются на результат», — отвечала бабушка.

«Но ты же сама говорила, что мужа перевоспитывать можно!»

«Можно, но осторожно. И уж точно не скандалами и ультиматумами, а лаской. Просто хвалить нужно стратегически. Запомни, что взяв на себя роль мамочки взрослого гайрона, ты так навсегда мамочкой и останешься. Будь мудрее. Приведу пример. Возникла проблема, которую, на твой взгляд, решить должен он? Сядь и скажи, что ты совершенно не знаешь, что делать, и только он во всём его уме и великолепии способен героически справиться с этой трудностью. Самое сложное, конечно, без сарказма в голосе это сказать, — широко улыбнулась бабушка. — Но ты потренируешься и научишься, я в тебя верю. А потом просто жди. И будь готова, что результат не во всём будет соответствовать твоим ожиданиям. Самое главное — если уж решила, что с проблемой должен справиться он, не пытайся перехватить управление и всё сделать сама. Пусть действительно справится, так или иначе. А потом обязательно похвали, даже если считаешь, что у тебя самой вышло бы лучше. Во-первых, со стороны любые задачи и сложности выглядят легче, так что даже если дело тебе кажется простым, то не факт, что так и есть. Во-вторых, он же старался, а от ругани и недовольства у всех руки опускаются. Кстати, с детьми такой подход тоже прекрасно работает».

Голос бабушки звучал в голове всё отчётливее. Камни впивались в стопы острыми гранями всё сильнее. Идти с каждым шагом было всё труднее. Жаркий воздух становился всё гуще. Сил оставалось всё меньше.

Но я шла. Давно рассекла ноги в кровь. Видимая часть Тропы утопала в золотистом сумраке пещеры. Необычная магия этого места давила на грудь и словно сдирала с меня слои дара. Гайрона отчаянно билась внутри, хотела сбежать, вернуться и кинуться в объятия лазтана. Она не понимала, почему нужно разорвать связь. Сейчас я тоже была не уверена в правильности своего поступка. Но выбора себе я уже не оставила, так что есть только один вариант — двигаться вперёд.

За мной на светлой дорожке оставалась цепочка кровавых следов. Дышалось с каждым шагом всё труднее. Воздуха не хватало. Липкая жара оседала на коже и одежде противной влажной плёнкой. Голова кружилась.

Сколько я уже иду? Казалось, что вечность. И у этой клятой Тропы, кажется, не было конца.

Почему нельзя остановиться и передохнуть хотя бы секунду?

Каждый шаг пронзал болью. На глазах наворачивались слёзы обиды. Хаинко, почему ты так сурово со мной?

Я споткнулась и едва не распласталась на дорожке. Усталость навалилась с такой силой, что захотелось лечь и забыться. Никуда не идти.

Сдаться.

Отпустить гайрону на волю. Пусть на этом всё кончится. Сколько можно бежать, бороться и сопротивляться? У каждого есть предел, и я своего, кажется,