зацепил меня этой историей о девушке, собирающей цветы, которая была поражена богом и упала насмерть с какого-то утеса. В любом случае, Йен сказал мне, что он тоже рассказывал тебе истории, когда ты была одинока или расстроена… или когда ему было скучно… что, по его словам, случалось часто.

Я знала эту историю. Сотория и Утесы Печали. Йен поделился ею со мной в одном из писем, которые он написал после своего вознесения.

— Он умел плести истории на все руки. Брал что-то обычное, вроде старого, тусклого меча, и превращал его в тот, которым когда-то владел первый смертный король. — Мой смех дрогнул. — У него было самое бурное воображение. — Я подняла взгляд на мягко колышущиеся занавески на окнах. — Интересно, были ли Коралина и Лео его родителями? Но поскольку она была Восставшей, я даже не знаю, могла ли она иметь детей. Черт, я не уверена… — Я открыла рот, потом закрыла его и попыталась снова. — Я не знаю, согласился ли мой отец. Посадили ли его в эту клетку до или после меня.

Отвращение Вонетты дошло до меня, отражая мое.

— Мы найдем и его.

— Найдем. — Мысленно переключаясь с Йена на отца и… на Кастила, я вызвала эфир… крошечную искру, не потребовавшую много энергии, и позволила ему стечь с кончиков пальцев. В серебристом сиянии, омывшем записку, не было и тени. Я позволила тому, что осталось от открытки… не более чем пепел, упасть с моих пальцев. — И мы позаботимся о том, чтобы она больше никому не смогла навредить.

ГЛАВА 8

Мне снился сон.

Но не кошмар из прошлого и не кошмар, рожденный слишком давними страданиями и яростью.

Я поняла это, как только вышла из небытия сна и оказалась в другом месте. Оно даже не было похоже на сон, потому что все мои чувства были бодры и осознанны.

Теплая, журчащая вода плескалась у моей талии и пузырилась на внутренней стороне бедер. Тяжелый и влажный воздух оседал на обнаженной коже моих рук и груди, словно атласная вуаль. Вода шипела вокруг нагромождения камней, выступающих из поверхности подогреваемого источника. Клубы пара танцевали в лучах солнца, обвиваясь вокруг сирени, которая покрывала стены и тянулась по потолку, благоухая в воздухе пещеры Кастила.

Я не понимала, почему мне снилось это место, а не что-то ужасное, и как я вообще смогла достичь такого глубокого сна накануне битвы. Возможно, это было знание того, что скоро я буду на пути в Карсодонию, заменившее томящее чувство отчаяния на цель. Возможно, это дало мне душевный покой, необходимый для того, чтобы по-настоящему отдохнуть и помечтать о чем-то приятном и прекрасном.

Я провела рукой по воде, улыбаясь, когда она защекотала мою ладонь. Закрыв глаза, я откинула голову назад. Вода зацепилась за хвост моей косы, а влажный, сладко пахнущий воздух… всколыхнулся.

На плечи навалилось осознание, посылая дрожь, когда мои руки замерли, а глаза открылись. По коже побежали мелкие мурашки. Я резко вдохнула… и резко выдохнула, когда до меня донесся другой запах. Он напоминал мне… сосну и пряные специи.

— Поппи.

Мое сердце запнулось. Все остановилось. Этот голос. Богатый, глубокий голос с легкой музыкальной ноткой. Его голос. Я бы узнала его где угодно.

Я обернулась, заставив воду шипеть от ярости. Все мое существо напряглось, а затем меня пронзила дрожь.

Я увидела его.

Во влажном тепле пещеры я увидела его мягкие черные волосы, которые уже начали завиваться на переносице, и песочного оттенка высокие скулы, которые казались более острыми, чем я помнила. Но этот широкий рот… Я снова вздрогнула. Его рот был слегка приоткрыт, как будто он вдохнул и не мог сделать новый вдох. Тень бороды бежала по его щекам и сильной, гордой челюсти, придавая ему незнакомый, грубый и дикий вид.

Он стоял передо мной, вода лениво плескалась в этих завораживающих углублениях на внутренней стороне его бедер. Он был так же обнажен, как и я, плотно сжатые мышцы его живота и очерченные линии груди казались более четкими и резкими, чем я помнила.

Но это был он.

Мой первый.

Мой последний.

Мое все.

— Кас? — Его имя прозвучало из глубины моей души, и оно жалило и обжигало на протяжении всего пути мимо моих губ.

Его горло сглотнуло. Я никогда не видела его глаза такими яркими. Они были похожи на лужицы отшлифованного золота.

— Поппи.

Я не знала, кто двинулся первым. Был ли это он или я, или мы оба двинулись в один момент, но это был всего лишь удар сердца… меньше одного, а затем его руки обхватили меня. Ощущение его горячей, влажной кожи на моей было шоком, потому что я чувствовала его, от твердой плоти его груди до грубых волос на его ногах. Схватив за щеки, я изумилась ощущению колючей растительности на своих ладонях, чего прежде никогда не чувствовала на нем.

Я чувствовала его.

Он крепко обнял меня, не оставляя между нами пространства. Я не могла не почувствовать, что он дрожит так же сильно, как дрожу я. Его рука скользила вверх по моей спине, оставляя за собой серию горячих, сильных мурашек. Он запустил руку в мою косу.

В глубине своего сознания я знала, что это всего лишь сон, хотя ничто из происходящего не было похоже на унылую копию, придуманную моим отчаявшимся, одиноким разумом. Не тогда, когда холодные, ноющие от боли огромные дыры в моей груди заполнились ощущением его — всего Кастила.

— Поппи, — повторил он, его дыхание коснулось моих губ. А потом его рот оказался на моем.

Его губы — о, боги, я захлебнулась от их прикосновения. Я не думала, что какое-либо воспоминание сможет передать их непреклонную твердость или сочную мягкость. Мне казалось, что никакие воспоминания не смогут воссоздать то, как он целовался.

Потому что Кастил целовал так, словно умирал от голода, а я была единственным пропитанием, которого он когда-либо желал. Когда-либо нуждался. Он целовал так, словно это было первое, чего он когда-либо по-настоящему хотел, и последнее, в чем он нуждался.

Я запустила руки в его влажные волосы, дрожа от ощущения прядей, пропущенных сквозь пальцы. Край острого клыка провел по моей нижней губе, согревая мою кровь так, как мог только он. Я поцеловала его в ответ, желание искрилось и разгоралось, когда пульсирующая волна удовольствия скрутила мышцы внизу живота. Интенсивность наслаждения заставила меня дернуться к нему… против его горячей, твердой длины, и неистовая потребность взорвалась.

Кастил застонал, запустив