Человек-гора (хмурая гора) расставил ноги для устойчивости и сложил руки на груди для солидности.

— Вы кого-то ждете, Дарья Владиславовна? — поинтересовался он.

— Нет, ваше появление для меня — полная неожиданность. Раньше вы хотя бы предупреждали о своем визите.

— Я нарушил ваши планы? — выразительно изогнул бровь шеф.

— Если вы про мирный вечер в тишине и одиночестве, то да, — призналась Даша.

— А макияж вы, прошу прощения, обновили для тишины или одиночества?

— Павел Константинович, вам не кажется, что мой рабочий день уже закончился? — Дарья попыталась придать своим словам серьезность, но чертовы ноющие соски очень отвлекали.

— У вас производственная травма. Вы не берете телефон. Я надумал уже черте что. Вдруг вы сознание потеряли? По голове от меня вам тоже досталось.

— Мне не привыкать, — отмахнулась Даша, но на напрягшийся взгляд начальника пояснила: — Я с детства головой ушибленная. Не переживайте. Я просто была в д у ше, поэтому не слышала звонки. Видите, со мною всё отлично. Можете с чистой совестью ехать домой.

На эти в высшей степени разумные слова Павел Константинович уселся на диван и стал шарить по нему в поисках пульта от телевизора. Обнаружив его на тумбочке возле зомбоящика, он поднялся, взял его и нажал на кнопку включения.

— Мой долг проследить за вашим самочувствием, — сообщил он, вдумчиво переключая каналы. — Что у нас на ужин?

Человек-гора, по совместительству — человек-туча, сидел с непоколебимым видом. В смысле, всем своим видом демонстрируя, что его с места не сдвинешь. Кощей явно сделал вывод, что она ждет хахаля, и решил сторожить поляну. Дашу очень интересовало, как долго он намерен охранять территорию и сражаться с воображаемыми соперниками. И ведь не объяснишь же, зачем ей эти танцы с бубнами и боевой раскраской.

Ч-черт.

— У нас на ужин рожки, — спокойно ответила Даша, взывая к любви Полякова к вкусной и здоровой пище.

— Рожки с чем?

— С постным маслом, — бодро отрапортовала Дарья.

— Неожиданно.

— Осталось еще немного овощей, которые вы привезли днем. И фрукты.

— Рожки с постным маслом и фруктами — это инновационно, — выдал шеф после паузы. — Свежо, я бы сказал. Нестандартно.

— В морозилке еще половина суповой курицы лежит. Из тех, которые умерли своей смертью, — не удержалась Дарья от ответной любезности.

— Чем же вы гостей встречать собирались? — с укоризной в голосе поинтересовался Павел Константинович.

— Каких гостей? Тишина и одиночество обходятся чаем с сушками. А вы как-то со своим до этого приходили.

— То есть вы меня всё ждали? — тоном «ну вот ты и призналась, наконец, чего бояться-то было» спросил Кощей.

— Павел Константинович, вы — совершенно неожиданный человек. Я бы даже сказала, непредсказуемый.

— Звучит, будто не комплемент, — посетовал Поляков.

Даша промолчала.

Иногда молчание красноречивей любых слов.

Она открыла холодильник и уставилась на полупустые полки. И закрыла его.

— Значит, на ужин будет чай с сушками, — подвела она итог.

Поляков не ответил.

Обиделся?

Или думает?

Или уснул?

Дарья выглянула в комнату.

Павел Константинович не обиделся, не думал и не спал. Он смотрел телевизор. Раскинув в сторону руки на спинке дивана и расставив колени. Как можно вытолкать из зоны комфорта такого слона?

— Павел Константинович, — Даша надела капюшон и села на край диван.

Поляков оторвал взгляд от экрана, где суровый мент выяснял отношения с не менее суровым вором. Или другим каким-то криминальным авторитетом, черным от татуировок до пупа. Кощей посмотрел на Несветаеву, уделив особое внимание овечьим ушкам, и иронично улыбнулся.

Интересно, чего он ждал?

— Павел Константинович, — повторила Даша. — Знаете, если бы у меня была не столь адекватная самооценка, я бы посчитала, что вы ко мне… как бы это выразиться… подкатываете.

Поляков поднял бровь. Разумеется, никто ни в чем не собирается признаваться. И никто никого не будет обвинять. Это всего лишь абстрактное рассуждение. Вот если бы у рыбы была шерсть, то у нее водились бы блохи.

— Разумеется, вы просто очень заботливый руководитель, и это очень меня радует. Потому что если бы моя самооценка была не такой реалистичной и я бы понасочиняла всяких глупостей, мне бы пришлось сказать вам, что вы это зря. Потому что мои тараканы создают слишком много проблем для тех, кто ко мне подкатывает с сексуальными намерениями. Там всё слишком сложно. Но, к счастью, мне это говорить совершенно не нужно. Поэтому вместо неприятного разговора мы можем пойти попить чаю. И я даже поделюсь с вами запрятанной на черный день шоколадкой.

Даша мило-радостно улыбнулась, считывая трещины с покерфейса шефа. Хотя какой у него покерфейс?

— А капюшон вы зачем надели? — задал единственный вопрос Поляков.

— Чтобы продемонстрировать адекватность самооценки, — Дарья стукнула пальцами по кончикам ушей, и они синхронно качнулись. Дескать: «Ах, я бедная овечка». Или просто овца. Чё.

— М. Угу, — глубокомысленно кивнул Павел Константинович, будто всё понял. — Где там ваш чай? Я тысячу лет не ел сушек, — добавил он тоном «и еще бы тысячу лет не ел».

Однако за столом не балагурил.

Напротив, сидел молча и бросал короткие изучающие взгляды на Дашу, которая улыбалась и щебетала о том, почему и какой шоколад она любит.

— Спасибо за угощение, — наконец заговорил Поляков, поднимаясь. — Вы точно хорошо себя чувствуете?

— Да, благодарю вас. Уверена, что смогу завтра выйти на работу.

— Тогда мне пора, — с полувопросительной интонацией, столь ему нехарактерной, произнес Кощей.

— Конечно. У вас ведь столько дел еще.

Даша, слегка прихрамывая, чтобы снять нагрузку с поврежденной ноги, проводила его до прихожей.

— Ну, я ухожу, — напомнил Поляков, словно оставляя за Дашей шанс передумать. Вот. Он уходит. У нее еще есть шанс понасочинять глупостей. Последний шанс.

— Спасибо, что проведали, — напоследок сказала Дарья, коснувшись указательным пальцем его груди.

Последний контрольный выстрел в шаблон.

Тыдыдыщ. Бабах! — рассыпались его осколки.

Даша на это надеялась.

— Ой, показалось, — она немного потерла пальцем кожу над пуговицей и подняла взгляд к потемневшим глазам Кощея. Вроде Кощей — он, а как бессмертная ведет себя она. — Крошечка там была, мне показалось. Но нет, — она улыбнулась. — Там ничего нет. Счастливой дороги, Павел Константинович, — она щелкнула замком и толкнула дверь, освобождая проход. На выход.