Несмотря на все данные в пользу обратной связи, создается впечатление, что в большинстве случаев мы приходим к этой идее самостоятельно. Нам самим нужно почувствовать потребность в руководстве со стороны. Не так давно Атул Гаванде, врач и автор еженедельника The New Yorker, нанял инструктора, чтобы усовершенствовать свои навыки хирурга. Вначале ему было трудно. Врачи, подобно священникам, обычно работают за закрытыми дверями, и Гаванде чувствовал неловкость. Никто не наблюдал за его работой в операционной на протяжении почти десяти лет. «С какой стати кто-то будет придираться к моей работе и выискивать в ней ошибки?» — спрашивал он себя.

Однако даже для такого первоклассного специалиста, как Гаванде, занятия с инструктором оказались небычайно полезными. Они помогли Гаванде добиться более глубокого понимания своей работы, освоить новые навыки и подходы. Со временем он сам научился оказывать более действенную поддержку другим врачам, давая им возможность самим открывать новые идеи, прежде чем предлагать конкретную помощь. Но, вероятно, самый главный эффект Гаванде сформулировал так: «Я знаю, что снова учусь».

Когда мы говорим об обратной связи и процессе обучения, нельзя упускать из виду один важный момент: объяснения очень нужны{7}. Чтобы учиться, мы должны понимать, в чем были неправы, — и получить стороннюю оценку своего мышления. Это крайне важно для развития профессионализма, потому что, как правило, мы приобретаем навыки и понимание, чтобы открыть новые способы мышления и действия в различных ситуациях.

Для решения этой задачи некоторые педагоги разрабатывают программы так называемого «сознательного ученичества». Чтобы узнать об этом больше, я встретился с психологом Гэри Кляйном. Кляйн — весьма известная фигура в сфере психологии. Его исследования, посвященные интуитивным решениям, произвели революцию в понимании роли эмоций в профессионализме, а книга Малкольма Гладуэлла «Озарение» во многом основана на работах Кляйна.

Недавно Кляйн разработал компьютерную программу под названием ShadowBox, в которой используется метод сознательного ученичества. Я посмотрел видео из этой обучающей программы. Оно начиналось с любительского ролика: полицейский остановил молодого парня на скейтборде.

— Отдай мне доску, — велел полицейский.

Место действия — пригород Бостона, полицейский был низеньким и коренастым, с широкой грудью футбольного нападающего. Парнишке на скейте было лет шестнадцать — семнадцать. Он был выше полицейского, но гораздо худощавее, и вцепился в свою доску, как четырехлетка, не желающий расставаться с любимой игрушкой.

— Я — гражданин Соединенных Штатов, — сказал скейтбордист.

— Отдай мне доску.

— Могу я узнать, на каком основании?

— На таком, что тебя уже предупреждали, — ответил страж порядка, подступая ближе к парню. — Отдай мне доску.

Я нажал на паузу, и двое мужчин замерли нос к носу.

В тот момент мы с Кляйном сидели у него в гостиной перед компьютером с большим экраном. Кляйн прибавил звук, и мне показалось, что мы смотрим снятое на телефон видео, которое скоро станет вирусным.

Предполагалось, что я должен отмечать все моменты, когда полицейский обострял — или, наоборот, смягчал — ситуацию, и подробно аргументировать свою точку зрения. Поэтому, остановив видео, я напечатал несколько предложений в белом поле на экране, изложив свои мысли о том, что, на мой взгляд, сейчас ситуацию стоит разрядить.

Для Кляйна этот аспект обучающей программы был одним из важнейших. Для меня же это была возможность лучше понять мою собственную логику, сравнить мое мышление с мышлением специалистов. Прежде чем показать это видео мне, Кляйн продемонстрировал его нескольким сотрудникам правоохранительных органов и предложил представить, как бы они справились с этой ситуацией. Затем Кляйн и его команда обобщили их идеи, так что я мог сравнить свой образ мышления с тем, как думают профессионалы.

Мы продолжили смотреть видео, я сделал еще несколько заметок по поводу обострения и смягчения конфликта, а затем, в конце, всплыло диалоговое окно. Надпись в нем гласила: «Проконсультируйтесь со специалистами».

В том, что я провалился, нет ничего удивительного. Я определил лишь самые явные критические моменты. Что еще хуже, я не заметил кое-чего из того, что эксперты отметили особо. Например, в какой-то момент полицейский взялся рукой за скейтборд, но этот жест совершенно ускользнул от меня. Также я не придал особого значения тому факту, что полицейский тыкал в скейтбордиста пальцем, в то время как эксперты утверждали, что такое поведение несет в себе излишнюю агрессию.

Но главная идея заключалась вот в чем: я получил оценку данной мной оценке. Кляйн, подобно инструктору, проработал со мной ситуацию, объяснив, почему я неправильно истолковал ряд моментов, где моя логика подкачала и как специалисты нашли возможность убедить молодого человека отдать скейтборд добровольно.

Джон Хэтти, эксперт в области образования, много времени уделяет исследованию ценности обратной связи. Он считает, что это один из важнейших аспектов обучения, и каждый вечер, когда его сыновья приходят из школы, он за ужином задает им вопросы типа: «Что вы сегодня узнали от других о том, как вы учитесь?»

С точки зрения Хэтти, эффективная обратная связь подразумевает не только информацию о наших недостатках, хотя и это многое значит. Помимо этого, обратная связь оказывает наибольший эффект в тех случаях, когда предлагает нам новое направление мышления, новый способ рассуждать о проблеме. Обратная связь «мощнее всего тогда, когда указывает на неверные толкования»{8}, пишет Хэтти.

Этот образ представляет прочную обратную связь как своего рода карту, помогающую увидеть, насколько мы продвинулись вперед в своем понимании. В своей книге «Видимое обучение»[7] Хэтти очень убедительно доносит до нас эту идею и утверждает, что правильная обратная связь всегда включает в себя «взгляд вперед» — иными словами, дает ощущение того, куда мы направимся дальше в процессе обучения.

Все это возвращает нас к сознательному ученичеству — в ряде программ на данный динамичный подход делается особый упор. Это хорошо видно на примере ShadowBox: после разбора видео с полицейским вместе с Кляйном я начал понимать ход мыслей экспертов-юристов, проводивших оценку ситуации.

Так, например, профессионалы придают наибольшее значение доверию — или его отсутствию — между сотрудниками полиции и рядовыми гражданами. Они считают, что полицейский должен был постараться максимально снизить накал ситуации — к примеру, отступить от молодого человека и дать ему больше личного пространства.

Кляйн называет такое изменение хода мыслей сдвигом менталитета. В конечном итоге идея одна и та же: мы учимся мыслить иначе, учимся рассуждать более эффективно. По крайней мере (как показал случай с полицейским), полезно знать, что не стоит тыкать в людей пальцем, если вы хотите, чтобы они вам доверяли.