Самым вопиющим обстоятельством являлось то, что «кунсткамеры» дельца проходили ежегодные таможенные инвентаризации, французские правоохранительные органы не раз проверяли их в поисках нелегальных объектов… Но ничего подозрительного так и не выявили.

Из документов Волошина и из показаний источников следовало, что ряд чиновников Лазурного Берега и управляющих аукционных домов с безупречной международной репутацией состояли в сговоре с прожжённым дельцом, принимая его приглашения на пышные вечеринки и прогулки на яхтах. А копии счетов-фактур, прилагаемых к досье, свидетельствовали о том, что они не брезговали и дорогими подарками – например, оплаченными Рувэ поездками в Монте-Карло с размещением в роскошных апартаментах, участием в закрытых вечеринках по случаю Гран-при «Формулы 1» или же пожизненным членством в элитном яхт-клубе Монако.

Филигранно отточенная схема работала до тех пор, пока у Рувэ не притупилось чутье, и он не продал Раевскому, а через него и Волошину, несколько картин, чей провенанс вызвал впоследствии много нареканий и потребовал дополнительных дорогостоящих экспертиз, бросив тень на их владельцев. Кроме того, Рувэ ухитрился вляпаться в несколько налоговых скандалов, попавших на страницы газет, чем привлек к себе повышенное внимание.

Однако интуиция подсказывала Родиону, что не эти обстоятельства все же подтолкнули русских партнеров Рувэ с ним расквитаться…

Бывший ассистент арт-дилера, уволенный им за какой-то должностной проступок, о котором все предпочитали умалчивать, упомянул в одной из конфиденциальных бесед о «культурных инициативах», которыми параллельно занималась компания Рувэ. Сначала Родион не увидел в этом ничего подозрительного: тот был учредителем каких-то второстепенных музеев, пинакотек и салонов изящных искусств, один из которых проходил в Москве. Все это выглядело способом отвести внимание от основного рода его деятельности, примазавшись к меценатам.

Но спустя некоторое время через свой контакт в Министерстве культуры Родион получил информацию о субсидиях, которые получала компания Рувэ для развития подобных некоммерческих проектов – их размер явно превышал значимость этих мероприятий. Этот факт дополнил уже сложившуюся картину: у Рувэ были связи во многих инстанциях, и он умело их использовал если не для извлечения прибыли, то для укрепления собственной репутации.

Заглянув на сайт «Московского творческого салона», в разделе «Хроника» Родион обнаружил множество фотографий с церемонии открытия, на которых рядом с арт-дилером находилась одна и та же женщина. Под последним снимком стояла подпись: «Почетный председатель франко-российской Ассоциации изящных искусств Давид Рувэ с переводчицей Ириной Вербицкой». Через несколько дней контактный телефон личной переводчицы Рувэ был у Родиона в кармане. Она жила в четырнадцатом округе Парижа, рядом с парком Монсури.

К встрече Родион подготовился тщательно, собрав всю доступную в открытых ресурсах информацию.

Ирина Вербицкая окончила лингвистический факультет Сорбонны и долгое время работала во всевозможных некоммерческих фондах, укреплявших франко-российские взаимоотношения. На одном из культурных вечеров она познакомилась с Давидом Рувэ. Тот как раз получил субсидии на развитие своих проектов и искал себе помощницу, которая могла бы сопровождать его в поездках в Москву.

Сотрудничество с Рувэ продлилось несколько лет, после чего Ирина внезапно разорвала контракт и вернулась из Ниццы в Париж…

Их встреча должна была состояться в «Павильоне Монсури» – небольшом ресторане, выходящем окнами в пышный английский сад, куда слеталась когда-то богема со всего артистического квартала.

Войдя в зал в назначенное время, Родион покрутил головой в поисках какого-нибудь официанта, который проводил бы его к забронированному столику. Но те были заняты обслуживанием клиентов и на появление нового посетителя внимания не обратили.

– Присаживайтесь, месье Лаврофф, нам с вами по заслугам достался исторический столик, – услышал он приятный голос откуда-то из-за спины.

Родион обернулся.

В женщине, сидевшей у окна, было легко узнать Ирину Вербицкую, однако в жизни она выглядела изящнее и моложе, чем на официальных фотографиях. Вместо дорогого, но скучного официального костюма на ней был облегающий черный джемпер и серые твидовые брюки с завышенной талией и лаковым кожаным ремешком. Лицо выглядело ухоженным и свежим, и Родион подумал, что у Ирины беспроигрышный тип внешности: ее правильные черты и безыскусная улыбка олицетворяли то, что называют славянской красотой, однако мимика и манера речи привносили в этот узнаваемый образ немного французской пикантности.

Родион повесил на спинку стула свою замшевую куртку, присел и, стремясь поддержать непринужденный тон разговора, поинтересовался:

– Отчего же исторический? Здесь обедали Пикассо и Модильяни?

– Нет, Ленин и Троцкий. Это было их излюбленным местом для ведения революционных бесед, – улыбнулась Ирина.

– Ну, тогда мы должны поддержать эту традицию и обсудить что-нибудь революционное, – иронически заметил Родион и принял из рук официанта меню.

Разговор завязался легко: Ирина оказалась очень оживленной собеседницей, была хорошо знакома со многими журналистскими публикациями Родиона и даже следила за его колонкой во «Франс Ньюс».

Продумывая накануне стратегию построения беседы, Родион принял решение не вводить переводчицу в заблуждение и не использовать никаких ложных мотивов для этой встречи. Однако и все подробности дела сообщать ей он не собирался.

– Итак, о чем же вы хотели со мной поговорить? – спросила она, глядя на него открыто и спокойно.

– О русско-французских проектах Давида Рувэ, с которым вы много лет сотрудничали.

– Да, я сопровождала Давида во всех его поездках в Москву, а также помогала ему проводить переговоры в Ницце, когда туда наведывались его российские клиенты, – подтвердила Ирина. – А почему вы вдруг этим интересуетесь?

– В связи с одним делом ко мне в руки попал перечень некоммерческих проектов, которые субсидировались Министерством культуры в последнее время. И я не мог не обратить внимание, что инициативы Давида Рувэ получали очень серьезное финансирование.

– И вам показалось это подозрительным?

– К окончательным выводам я еще не пришел, поэтому и решил переговорить с вами. Вы же были непосредственной участницей Московского салона…

– Да, и он прошел с огромным успехом!

– Я видел российские пресс-релизы – действительно, грандиозно.

– Давид очень много сил отдал, стараясь привезти в Россию лучшие образцы современного искусства…

– Скажите, а какие-то деловые встречи во время этой выставки происходили?

– Были конференции для СМИ, беседы с искусствоведами, несколько сетов переговоров с потенциальными покупателями…

– И вы на них присутствовали?

– Конечно! Российские бизнесмены редко бегло владеют французским, а Давид совсем не говорит по-русски.