– А вот этот человек вам знаком? Может, он тоже участвовал во встречах? – скользящим движением Родион подтолкнул к ней свой смартфон с фотографией Раевского.

– Нет, я первый раз его вижу.

– И имен лиц, с которыми встречался Рувэ в Москве, вы наверняка не помните, – предположил Родион. – Давно ведь дело было…

– Конечно, не помню, – пожала плечами Ирина. – Но у меня в электронной почте скорее всего сохранился файл с повесткой дня. В нее были внесены адреса, по которым проводились переговоры… Может быть, там есть и фамилии, хотя навряд ли.

– Вы могли бы поделиться со мной этой информацией? Конфиденциальность я вам гарантирую.

Ирина задумалась.

– Понимаете, эта повестка циркулировала между очень ограниченным кругом лиц, – виновато произнесла она, – и я не имею права вам ее пересылать. Но вы серьезный журналист и всегда соблюдали этику, я вам доверяю. Я найду документ, а вы выпишете из него нужные координаты… Однако этот разговор должен остаться между нами.

– Спасибо, Ирина. Поверьте, меньше всего мне хотелось бы втянуть вас в неприятности. Вы мне очень помогли, – Родион улыбнулся ей искренне. – Господину Рувэ весьма повезло: уверен, что все его переговоры с вашим участием заканчивались успешными сделками.

– Не все, но многие, – Ирина явно не уловила никакого подвоха в этой подводке. – Давид тогда продал всего несколько дорогостоящих полотен.

– Из тех, которые вы привозили на вернисаж?

Ирина с сомнением покачала головой.

– Нет, это вряд ли! Московский салон был некоммерческим событием, не подразумевавшим никаких продаж. Все картины должны были потом вернуться во Францию, – она была явно озадачена. – Честно говоря, я этим вопросом как-то и не задавалась…

– Ну, неважно, – успокоил ее Родион. – Вот уже и несут заказ! Ваша утка выглядит очень соблазнительно!

Разделывая свое дымящееся рыбное филе с полентой, он напоследок спросил как бы между делом:

– Вам же нравилось работать с Давидом… Отчего вы ушли?

Ирина стушевалась.

– У нас возник… конфликт интересов. Впрочем, ничего серьезного. К тому же мне просто захотелось вернуться в Париж и начать вести более оседлый образ жизни.

– Как я вас понимаю! Постоянные командировки очень изматывают. Да и сильные мира сего – непростой круг для общения, у них свои причуды.

– Вы правы. Этим людям все дозволено: они не видят разницы между покупкой дорогой картины, эксклюзивной машины или трофейной спутницы, – ее нежное лицо вдруг вспыхнуло гневным румянцем. – Но я вряд ли открываю вам глаза на мир: в вашей книге о «человеческом трафике» приводятся куда более вопиющие примеры торговли людьми.

С чуткостью корабельного барометра Родион уловил смену ее настроения и решил не нагнетать ситуацию: он уже мог предположить, что послужило причиной ухода Ирины от Рувэ – тот наверняка пытался использовать ее личное обаяние в собственных целях. Родиону была симпатична эта безыскусная привлекательная женщина; он решил закончить допрос и поговорить об отвлеченном – тем более что главное он для себя уже выяснил.

– А давайте не будем о грустном! Послушайте лучше, какая история со мной недавно приключилась: тоже из сферы искусств. Я отправился на антикварный рынок в Сент-Уэне в поисках подарка и случайно набрел там на лавку одного торговца – Тристана Леру. Сам по себе он очень необычный персонаж, но дело даже не в этом. Я купил у Леру рисунок, который, вполне может статься, принадлежит руке самого Октава Монтравеля! По крайней мере так утверждают некоторые эксперты. Это эскиз к его последней статуе, которая исчезла при таинственных обстоятельствах во время войны. Она называлась «Итея». Вам знаком этот сюжет?

– Нет.

– О, ну тогда послушайте…

– Квартира, действительно, сдается в аренду, вот только снимать ее никто не хочет, – агент по недвижимости покосился на экран компьютера и тяжело вздохнул. – Прекрасное расположение, вид на Сену, магазины, школы – в общем, вся инфраструктура. Но жилье прогнило насквозь. Месье Рошфор остался совсем один – в Париже одинокие старики, знаете ли, не редкость. Содержать такую большую жилплощадь он уже не может, а ремонт ему не под силу. Сначала он законсервировал две комнаты, где протек потолок и отсырели стены, перебравшись жить в кабинет. А затем вышла из строя ванная, и он понял, что пора съезжать окончательно.

– Почему же он не продаст квартиру? – удивилась Оливия.

– Да бог его знает! Говорит, оставит это гнездышко внукам. А им до него и дела нет, все разлетелись – кто в США, а кто в Сингапур…

– Скажите, а как мне его разыскать?

– Разглашать персональные данные клиентов я не имею права.

– Мне необходимо его отыскать, месье, – Оливия пустила в ход все свое обаяние. – Понимаете, он был знаком с моим дядей еще в студенческие годы. Их связывала теплая дружба. Сейчас дядя в Париже, и ему очень хотелось бы повидаться со старым приятелем. Учитывая их возраст, второго шанса может и не быть! Телефона его у нас нет, лишь старый адрес, который меня к вам и привел – на окнах квартиры висит баннер с координатами агентства.

– Послушайте, вы из меня всю душу вынули, – возмутился клерк. – Пусть дядюшка обратится в мэрию, в жандармерию…

Глаза Оливии выражали искреннее огорчение.

– Он пробудет здесь всего три дня! Так жаль, что старики не увидятся…

– Месье Рошфор – человек богемный. Насколько я знаю, он обретается на какой-то старой барже на Сене. Кажется, в районе Булонь-Бийанкур, – не выдержал агент. – Но точнее сказать не могу – это может стоить мне карьеры.

Горячо его поблагодарив за отзывчивость, Оливия выпорхнула из дверей заведения.

Присев на лавчонку, воткнутую прямо посередине тротуара, она достала смартфон и вошла в поисковик, извлекавший информацию о людях из недр «глубокого Интернета». Ей было достаточно ввести полное имя и название района, который назвал ей клерк, чтобы узнать все необходимое. Бывший ученик Монтравеля, Луи Рошфор, действительно арендовал каюту на коллективной барже «Мираж», пришвартованной в черте этого густонаселенного парижского пригорода.

Добраться до Булонь-Бийанкур оказалось несложно – такси, проворно лавируя в тугом автомобильном потоке, под ритмичный музыкальный речитатив на малопонятном языке домчало ее так стремительно, что она не успела опомниться.

Возле пешеходной набережной, усаженной плакучими ивами, покачивалась на воде мирная эскадра из нескольких жилых барж. «Мираж» оказался в арьергарде, замыкая цепочку колоритных плавучих домов. На него вел шаткий откидной мосток, по которому Оливия, держась за поручни, попала на палубу.

Верхняя часть баржи напоминала озелененную солнечную веранду, где стояли шезлонги, сложенные зонтики и внушительные горшки с растениями. В этот час палуба была пуста, хотя день выдался ясный, и где-то вдалеке, на противоположном берегу, заливались, соревнуясь друг с другом, невидимки-соловьи.