– Мы рассматривали множество асоциальных черт по ключевым словам, тегам…

– Верно, фильтры по ключевым словам, анализ эмоций и особенностей реальных преступлений. Вы обрабатываете их без когнитивных искажений, свойственных человеческой логике, в регрессионном анализе с учетом социально-исторического контекста. Остановите меня, если я ошибаюсь…

– Нет, вы правы.

Но Мэй устала чувствовать себя школьницей, чей проект оценивает учитель. Она заказала у официанта еще джина с тоником. Не желая отставать, Цзао заказал то же самое.

Трамвай замедлил ход; они приближались к малайским тиграм, и многие зрители затаили дыхание.

– Проблема вот в чем: вы помещаете того, кто ищет буи – как в случае с убийствами на Миконосе, – в тот же кластер, что и получателя рекламы подводной охоты. Вы не ищете вортекс.

– Вортекс?

– Ну, водоворот, воронку. Так это называют ребята, изучающие в университете гидродинамику. Вы предполагаете, что преступники получают одинаковое количество постов, основанных на их характеристиках. Но иногда люди получают гораздо больше, потому что попадают в алгоритмический вортекс. Каждый рекламодатель уведомляет другого о появлении определенного потребительского профиля.

Чжун огляделся.

– Взять, к примеру, этих тигров. Вот так же ведут себя рекламодатели, когда находят свежее мясо. В вашей системе отсутствует важный параметр, из-за чего она становится слишком нейтральной. Помните, наш мир упрям и самонадеян.

– И ваш вывод…

– Очевидно, у нас одна и та же проблема. Но у нас есть прямой доступ к их алгоритмам. Китайские рекламные программисты обязаны загружать все на «ГитКафе». Так что мы знаем, мы видим, и мы конфигурируем.

– Мы получаем статистику повторяемости рекламы.

– Конечно, от одного или двух гигантов. Но в вашей системе присутствуют тысячи микропровайдеров. Агентство в Великобритании. Сетевой брокер в Эмиратах. В этом хаосе вы теряете всякое представление о функционировании целого. Вы получаете только выходные данные. Мы получаем всё.

– Понимаю, – тихо, обдумывая услышанное, сказала Мэй.

Принесли напитки. В какой-то момент Мэй вдруг осознала – с грустью и опасливостью, – что ее родина оказалась более продвинутой в том, что пытались сделать они здесь. Она вырвала себя с корнем и приехала в Сингапур за передовыми технологиями, но ее прошлое проскользнуло вперед, как малайский тигр в ночи. И оставило ее позади.

Цзао, внимательно наблюдавший за ней, по-видимому, все понял.

– Конечно, неопределенность можно несколько уменьшить, – сказал он, прерывая ее размышления. Его губы влажно блеснули.

– Как?

– Вопреки распространенному мнению, «Фейсбук» и «ВиЧат» не одни и те же во всем мире. Они не везде работают одинаково. На самом деле это локализованные инструменты.

– Верно, – сказала Мэй. – Было бы невозможно – я имею в виду, слишком дорого – запускать такой объем кода централизованно.

– И что бы это значило для архитектуры их систем?

– Что они… что они более… уязвимы.

Цзао внимательно наблюдал за ней.

– В каком отношении? – спросил он.

Она внезапно вскинула голову.

– Во всех.

Профессор Чжун улыбнулся. А Мэй острее, чем когда-либо, почувствовала себя школьницей.

47

Ему послышалось напряжение в голосе Мэй. Он представил, как она крадется по глухой улице, целясь из пистолета с длинным глушителем, яростно шепча, словно задыхается под большой подушкой. Все вокруг нее, кажущееся тихим и мирным, могло в любой момент взорваться, взъяриться, как дикий зверь. Но пока этот момент еще не наступил.

– Манос, забудь о рекламных серверах, использующих «Гугл» и метаалгоритмы. – Остановившись у выхода из зоопарка, Мэй позвонила через «Сигнал». – Мы не пройдем через них и за тысячу лет. Но Цзао прав – картину могут дать локальные платформы.

«Цзао! Он весь мой!»

Манос представил, как она стоит перед ним, польщенная вниманием знаменитого доктора Чжуна. Представил и ощутил укол ревности.

– Это его личное мнение, – вздохнул он, останавливаясь.

На Миконосе садилось солнце. Тысячи людей собрались на дороге у выхода из города, среди ветряных мельниц, чтобы полюбоваться поверженным кроваво-красным солнцем Эгейского моря и сделать лучшие селфи.

– Ты куда сейчас? – спросил Манос.

– В офис. Надо перезапустить модели для этих шестнадцати.

– Где ты собираешься их найти?

– Новак найдет мне исходный код греческого «Фейсбука».

– В час ночи? Он же уходит в пять вечера!

Об этом Мэй не подумала. На линии повисло молчание. Манос даже испугался, что она дала отбой.

На самом деле Мэй засмотрелась на футболку, выставленную в витрине сувенирного магазинчика зоопарка. Пара больших пытливых глаз. Принт в виде интригующих узоров. Симметричные ромбы. «Ночное сафари, Сингапур». Мэй никогда не интересовалась одеждой, но всегда питала слабость к паттернам. Паттерны были удобной средой обитания.

– Мэй, – прозвучал в ушах его голос. Манос, он далеко отсюда, на Миконосе. – Может быть, твой друг хочет получить исходный код по каким-то своим причинам. Что делают, когда данных недостаточно?

– Бросают затею?

– Нет, учатся использовать воображение.

– Это так по-западному! Имитировать деятельность, пока само не получится.

– Я пришлю тебе другое решение, – сказал Манос. – Ты точно в офис?

– А ты точно завтра утром не найдешь еще одно тело?

Нет, не точно. Ранее в этот же день прошел слух, что полиция разыскивает двух новых пропавших, парня и девушку.

– Ты молодец. Даже если запала на старичка.

– Я не запала! И Цзао…

Внимание Маноса привлекли туристы, любующиеся величественным средиземноморским закатом у белых ветряных мельниц. Как танец пчел. Сотни людей, словно выполняя какой-то тайный договор, делали одно и то же. Прогуливались, зачарованные зрелищем. Останавливались, околдованные собственными мобильными телефонами. Искали своих спутников и лучшую позу. Одинаковые объятия. Одинаковые улыбки. Одинаковые девайсы. Одинаковый #summertime. Но… так ли уж важен спутник?

В его голове зашевелилась идея.

– Мне нужно, чтобы ты сделала еще кое-что, – сказал он. – Политические критерии. Мы не учли политические нюансы убийств.

– Свобода воли… – подхватила Мэй. – Он считает, что ни у кого из нас ее нет. Что он один может освободить своих жертв от цифрового рабства. Их освобождает смерть.

– Луддит[36]. Проследи, куда это приведет. Прокрути связанные темы. Нам может не хватить времени на хаки, которые предлагает твой приятель.

– Поняла тебя. Воображение.

48

Туристы в Матогианни не вызывали у Лены Сидерис ни раздражения, ни интереса. Она наслаждалась ощущением свободы. Свободы от оков профессора Франца Хансена и любви, которая мучила ее со студенческих лет в Кембридже. Их последние утренние ласки были прощанием. Она почувствовала это.

Предполагалось, что они просто поговорят о конференции. Франц сказал, что возвращается в Англию через день-два и займется публикацией их изысканий. Он бы и не признался, но его выдавали виноватый вид и нервная дрожь. Времена изменились, наступала новая эра, которая грозила оставить его без работы. Горячее обсуждение –