так просто попасть. Но я пока в театр и не стремилась.

Помещение для просмотра живых фотографий было обычной вытянутой комнатой. Полотняный экран висел на стене, противоположной входу, и его как раз служащий обливал из ведра.

– Зачем он это делает? – удивилась я.

– Изображение на мокрой ткани четче, – пояснил Николай.

Места у нас оказались во втором ряду. Насколько я поняла, это были одни из самых дорогих, хотя они не выглядели особо презентабельными. Слева от экрана стояло лакированное пианино, за которым сидел тапер, развлекающий ожидающих зрителей легкой веселой полькой.

Я с интересом изучала программу сегодняшнего сеанса. Тоненький листочек с витиеватой надписью поверху: «Обские грезы». Ниже был изображен медведь с киноаппаратом в лапах и шел текст самой программы:

«Стенька Разин»

(сильно захватывающая драма)

«Прибытие поезда»

(видовая)

«Любовь не знает преград»

(комическая)

«Цветение сакуры»

(видовая)

Зал постепенно заполнялся хорошо одетыми дамами и господами. Николай мимоходом бросил, что этот синематограф предназначен только для так называемой «чистой» публики, здесь нет стоячих мест, которые по цене доступны даже для самых бедных.

Наконец погас свет и начался мой самый первый сеанс синематографа. Тапер заиграл что-то разухабистое, и на экране появились лодки, заполненные под завязку мужиками, размахивающими саблями. На мой взгляд, это было не слишком предусмотрительно: в такой толчее не заметишь, как отсечешь соседу что-то жизненно необходимое. Или он отсечет – это уж как повезет. И вообще, в настолько перегруженных лодках плавать опасно – того и гляди потонут. Появившиеся титры сообщили, что Разин и его ватага разгромили персов и захватили их княжну в плен. Княжну близким планом не показали, из чего я сделала вывод, что она не очень симпатичная. Но Разину и такая нравилась, он пользовался каждой возможностью, чтобы пообниматься с добычей. Возможно, потому, что других женщин в фильме не наблюдалось. Его соратники посчитали, что княжна отрицательно влияет на боевой дух командира, и подбросили письмо, в котором та якобы переписывается с «принцем Хассаном». Разин даже не задумался, почему два перса переписываются на русском языке, взял и выбросил девушку за борт, как ненужный куль. Протрезвеет – наверняка пожалеет, о чем я и сообщила Николаю в перерыве между фильмами, когда он поинтересовался, что я думаю о картине.

– Может, она выплыла? – предположил он.

– Шутите? В таком количестве тряпок сразу пошла ко дну. Да и не дали бы ей выплыть. Веслом по голове, пока Разин не видит, – и нет княжны.

– Экая вы кровожадная, Лиза, – усмехнулся он.

– Почему я? Это же не я ее топила.

Обсуждение моей кровожадности сошло на нет, потому что свет опять погас и на нас поехал поезд. Кто-то в заднем ряду завопил от ужаса и бросился на выход, а солидный господин по соседству вытащил платок, вытер вспотевшую лысину и пожаловался:

– Который раз смотрю, а мне все кажется, что несется прямо на меня и сейчас же задавит. Бесовщина какая-то.

Третий фильм был о любви бедного парня к богатой наследнице. Они оба кривлялись, пытаясь показать глубину своих чувств, не понятых родными девушки. Зал то и дело разражался хохотом, но мне было скучно. Пожалуй, синематограф не оправдал моих ожиданий.

Порадовала только четвертая часть. Красивые японки в национальных одеждах на фоне цветущей вишни и горы Фудзиямы. Умиротворяющая картина, за нее я простила первые три части.

На выходе из синематографа я столкнулась с учителем математики.

– Седых, что вы здесь делаете? Ученицам строго-настрого запрещено посещать синематограф.

– Андрей Андреевич, я не знала, – испугалась я, сразу представив все последствия доноса математика директрисе.

– Вы хотите сказать, что я привел девушку на непристойное представление? – с угрозой спросил Николай, успокаивающе похлопав меня по руке.

– Я ничего такого не хотел сказать, – испугался теперь уже Андрей Андреевич. – Но в правилах гимназии…

– Думаю, всем будет лучше, если этот незначительный инцидент будет предан забвению, – столь же грозно продолжил мой спутник.

Математик устрашился еще сильнее. Я же восхитилась. Нет, наверняка хомяки выглядят не так, как мне представлялось до этого. Во всяком случае, конкретно этот хомяк должен быть пугающе большим и грозным.

– Какой инцидент? – пришла я на помощь математику. – Мы никуда не успели пройти. Нам на входе Андрей Андреевич объяснил, что по правилам гимназии я не должна посещать такие места, как синематограф.

Математик укоризненно посмотрел и махнул рукой.

– Сделаю вам послабление, Седых, – сказал он, – за отлично написанную контрольную. Конечно, там можно придраться к оформлению, но не буду. Но имейте в виду, не все в такой ситуации промолчат, так что будьте поосторожнее.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я, понимая, на что он намекает. – А Оля Хомякова как написала?

– До понедельника никак не подождете? – проворчал Андрей Андреевич. – Правильно она все написала, не переживайте.

Глава 14

Прогулка с Николаем потеряла свою прелесть, поскольку я начала переживать, не нарушаю ли еще какие-нибудь правила, поэтому я предложила вернуться в дом Владимира Викентьевича.

– Извините, Лиза, кажется, я вас ненароком подвел, – заметил Николай. – Но когда я учился, у нас не было таких запретов.

– Возможно, в женских гимназиях более строгие требования? – предположила я. – Или, как вариант, более жесткие требования ко мне?

Николай бросил короткий внимательный взгляд и спросил:

– У вас есть основания так думать?

– Увы, – я пожала плечами, – у меня есть основания думать, что наша директриса будет счастлива, если я покину гимназию. Мне уже предлагали забрать документы. В связи с этим у меня вопрос: можно ли где-то сдать гимназический курс?

– Можно, но тогда учиться бесплатно у вас точно не получится. И придется сдавать полный экзамен за весь гимназический курс.

Он посмотрел так, словно очень сомневался, что я сдам. Но я была уверена, что при должном усердии сдам, хотя сам по себе вариант был не очень приятный: придется самостоятельно готовиться и сдавать в большем объеме. Но он был, что уже радовало.

– И танцы? – усмехнулась я. – Боюсь, в этом случае я окажусь несостоятельна.

– Что вы, Лиза, – Николай был необычайно галантен, – вам не хватает только практики, недостаток которой искупает природная грация. Я с удовольствием вам помогу в этом деле.

– Вам совсем не жаль своих ног? Я на них столько потопталась, что мне стыдно вспоминать.

– Полноте, Лиза, вы ничего не весите. Что вы там могли оттоптать?

– Это потому, что я была не на шпильках.

– Шпильках?

– Это такие очень тонкие и острые каблуки. Как наступишь – сразу дырка. На том, на кого наступили.

– Ужас какой, – улыбнулся Николай. – Тогда хорошо, что вы были не