Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Елизавета Дмитриевна, как же это вы так? – укорил вошедший целитель и дезактивировал сеть.
Поскольку я лежала на спине, то прекрасно видела, как она втягивалась в потолок. Как змея в ожидании следующей жертвы. Многоразовая, значит. Ага, вот от нее сигнальная нить идет к шкафу. Совсем тоненькая, блекло-зеленая, почти прозрачная. Наверное, Владимир Викентьевич приспособил под свои нужды что-то из целительских плетений по удержанию пациента. Жесткому, но не опасному для жизни.
– Сама удивляюсь. – Я поднялась с пола и начала смущенно отряхивать юбку. К ней, конечно, ничего не пристало, но нужно же было себя чем-то занять? – Я всего лишь хотела открыть шкаф, и тут меня как спеленает… Там, наверное, что-то ценное, если так защищено?
– Всего лишь книги по целительству. – Владимир Викентьевич задумчиво переводил взгляд с меня на шкаф, со шкафа – на потолок, а с потолка – опять на меня. – И как это так получилось, что защита на вас сработала, Елизавета Дмитриевна, если вы просто хотели открыть шкаф?
– Он не открывался. Пришлось использовать магию, – честно признала я.
– Елизавета Дмитриевна! А если бы вы мне все тут сожгли! – возмутился целитель.
– Разве у вас не включена защита? – парировала я. – Простите, Владимир Викентьевич, я не хотела напакостить.
Чувствовала я себя совершенно неблагодарной. Все-таки, если бы не помощь целителя, еще неизвестно, где бы я сейчас была. Конечно, он что-то недоговаривает, но так ли уж важно это что-то? С другой стороны, разве случилось бы что-нибудь страшное, просмотри я книги из закрытого шкафа и поставь их на место? Если бы не ловушка, целитель бы и не узнал об этом и сейчас не стоял надо мной живым укором.
– Ох, Елизавета Дмитриевна, – вздохнул Владимир Викентьевич, – надеюсь, случившееся послужит вам уроком.
– Разумеется.
– И что вы вынесли из данного прискорбного происшествия?
– Нельзя лезть туда, где стоит магическая защита.
Без должной подготовки и внимательного осмотра местности. Но последнее, разумеется, я целителю не сказала. Он и без того выглядит расстроенным, не надо оставлять его в уверенности, что это не последняя моя попытка. Почему-то мне теперь казалось жизненно необходимым залезть в этот шкаф.
Все время до сна я провела в своей комнате, тренируясь создавать конструкт щупа. Я не исключала, что неудача случилась оттого, что я не контролировала его в должной степени. Судя по всему, связка, которая используется для гибких конструкций, чем-то отличается от той, которую я изучила на защитном плетении шкафа. К сожалению, присутствие Юрия не позволило уделить должное внимание конструкту Владимира Викентьевича и тщательно я рассмотрела только сам блок. Но если бы я уделяла больше внимания попытке целительского подслушивания, чем Юрию, то и Рысьин, и Владимир Викентьевич непременно что-нибудь заподозрили бы. Почему-то я была уверена, что совсем не в моих интересах показывать свой уровень магии.
Я уже почти отчаялась, когда до меня наконец дошло, что же надо сделать: я не только соединила блоки между собой, но и нанизала их на тонкую нить силы. И вот теперь получилось все как надо. Печалило только то, что создавалась вся эта система очень медленно и малейшее нарушение концентрации сразу же развеивало конструкт. Но это было преодолимо, так что я ложилась спать в прекраснейшем настроении, намереваясь поутру продолжить тренировки.
Но проснулась я куда раньше, посреди ночи. Сначала решила, что от холода. Окно после проветривания я не закрыла, и сейчас оно распахнулось во всю ширь. Но потом… Потом я увидела напротив своей головы чужую. Светящиеся в темноте глаза с вертикальным зрачком. Уши с характерными кисточками. У меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что в моей комнате рысь. И какая именно рысь, я тоже ни на миг не засомневалась.
Глава 15
Сразу же вспомнились Оленькины слова о том, что просьба показать вторую ипостась – очень интимная просьба, предполагающая определенную степень близости. Получается, этот гад передо мной сейчас совершенно голый, прикрытый только собственной шерстью? Он считает себя настолько неотразимым или надеется меня скомпрометировать?
– Мур-р, – сказал гад, вальяжно потянулся и посмотрел таким выразительным мужским взглядом, что, если бы я сомневалась в личности визитера, сейчас все сомнения непременно улетучились бы.
От всего этого я окончательно проснулась, подпрыгнула на кровати и вцепилась в шерстяной загривок. Компрометироваться Рысьиным я не собиралась, значит, от постороннего мужчины в комнате нужно было срочно избавляться, пока никто его тут не обнаружил. Туша была увесистая, но все же я поволокла ее прямиком к окну. Юрий нагло уселся на пушистую попу и всячески тормозил передвижение. Еще и лапой попытался ухватиться за ножку кровати. Хорошо еще, что в металлические ножки когтями не очень-то вцепишься.
– А ну-ка! – Я приподняла его в воздух и встряхнула. Охнули мы оба: я – от тяжести, он – от неожиданности. После чего я зашипела так, что Рысьина непременно бы позавидовала, услышь меня сейчас. У нее столь проникновенного шипения не получалось. – Вести себя тихо, иначе уши выкручу, усы выдеру, хвост общипаю, понял? Впрочем, общипывать там особо нечего.
Юрий оскорбленно повис в моих руках, прижав на всякий случай поплотнее уши к голове, а усы трагически опустив вниз. Что он сделал с хвостом, я разглядывать не стала, не до рысьих хвостов мне было. Доволокла я гада до окна, и тут он опять попытался задергаться. Но одного грозного шика хватило, чтобы он окончательно перестал трепыхаться и повис в моих руках, как огромная мягкая игрушка. Набитая, к сожалению, совсем не тем, чем положено набивать такие игрушки, чтобы их могли таскать даже самые маленькие девочки. Я, конечно, девочка немаленькая, но у меня уже отваливались руки от неподъемной тяжести, а ведь это еще надо было выбросить…
Если бы были соревнования по метанию котиков на длинные дистанции, я бы их точно проиграла. Поскольку хоть и собиралась добросить Юрия до ствола дерева у окна, моих сил хватило только на то, чтобы перевалить его через подоконник, и он с возмущенным мявом полетел вниз, где довольно грузно приземлился на кучу листьев. Жесткую кучу, хорошо прихваченную морозцем. Мяв прервался посредине, поэтому я на всякий