– И чего это вдруг Булочка распереживалась? – тихо заворчала Оленька, обреченно глядя на учителя. – Не помню, чтобы она раньше столько проверок устраивала. Неспроста это.

Ее слова тут же нашли подтверждение, когда Андрей Андреевич, не переставая улыбаться, неожиданно предложил поменяться местами мне и Аничковой.

– Я не могу там сидеть! – взвилась та. – Я с той парты ничего не увижу на доске. И вы это знаете, Андрей Андреевич.

– Это только на одну контрольную, – успокоил ее тот. – И с доски разглядывать ничего не надо. Я раздам задания на листочках. Не переживайте, барышни, контрольная будет не из сложных. Вы с легкостью справитесь. Нет, Аничкова, ничего брать не нужно, кроме тетрадки и ручки. И вам, Седых, тоже.

Рядом чуть слышно всхлипнула Оленька, засомневавшаяся в своей способности справиться без посторонней помощи. Я ей напомнила, что мы как раз вчера все разобрали, а значит, она непременно решит все правильно. Ее-то я успокоила, а вот себя нет. По взглядам, которые бросали на меня учителя – и Грызельда, и Андрей Андреевич, – было понятно, что внеплановой проверкой класс обязан мне. Но если остальные от ее результатов никак не зависели, то мне могут намекнуть, что состояние здоровья не позволяет полноценно отдаваться учебе. Ох, зря Рысьина считает, что я стану покладистей, если по ее вине меня выставят из гимназии. Нужно будет узнать у Николая, можно ли где-нибудь независимо сдать гимназический курс для поступления… Куда? Куда я могу поступить, я пока не знала. Слишком мало данных. Можно сказать, ничтожно мало. Были бы деньги, проблема не стояла бы так остро. Но тех денег, что нашли в квартире, надолго не хватит. Тут поневоле задумаешься, что ограбление банка – это не шутка, а вполне себе рабочая схема для получения финансовой независимости…

Радовало только одно: контрольная действительно оказалась легкой. Причем оба варианта: и тот, что достался мне, и тот, на который я бросила беглый взгляд у соседки. Уверена, Оленька справилась не хуже меня, если, конечно, опять не перепутала плюс с минусом.

Урок истории ради разнообразия обошелся без контрольной, а вот на французском был незапланированный диктант. И сам он был несложный, и милая улыбчивая учительница проговаривала текст чуть ли не по слогам, так что я была уверена, что если и сделала ошибки, то немного и не слишком серьезные.

– Что за день такой? – возмущалась Оленька, когда мы уже получали пальто в гардеробе. – Могли бы в конце недели сделать послабление. Так нет. Теперь меня все воскресенье будет трясти.

– Почему? – спросила я.

– Не узнаем итогов до понедельника, – вздохнула подруга. – Мучиться теперь.

– Зачем? – удивилась Строгова. – От нас ничего не зависит. Что поставят, то поставят. – Она величественно вскинула голову. – Но само по себе странно, что столько контрольных в один день. Помяните мое слово, это неспроста.

– Вдруг новую методику опробуют? – предположила Тамара, которая, в отличие от Оленьки, ничуть не волновалась о результатах. – Экспериментальную.

– Возможно, – нехотя согласилась Строгова.

Вылетели из дверей гимназии мы дружной толпой. Оленька сразу огляделась, но брата не увидела и несколько приуныла. Наверное, рассчитывала на еще одно увлекательное приключение в нашей компании. Но мне и вчерашнего дня хватило за глаза, так что я попрощалась с девочками и пошла домой к Владимиру Викентьевичу. Забавно, но вчерашние занятия словно окончательно сорвали пелену с моего магического зрения, и теперь я уже прекрасно видела защитные плетения на доме целителя. Были они сложные, но каждое сложное состояло из более простых блоков, а группы блоков повторялись. Способы связки разнились, но от чего они зависели, я не понимала, а спрашивать опасалась: не хотелось выдавать свои умения раньше времени.

В библиотеке в этот раз я не поторопилась к выданным Владимиром Викентьевичем книжкам: все, что могла, я из них уже узнала, пришло время для более серьезной литературы, которую я надеялась найти на полках. Но меня ждало горькое разочарование: ничего, касающегося магии, там не нашлось, только художественная литература и всякого рода справочники, которые в другое время я бы с интересом изучила. Правда, был еще один шкаф, окутанный незнакомыми плетениями. Вот его я открыть не могла. Толстенький такой шкаф, с цельнодеревянными створками, словно по ошибке гардероб занесли вместо спальни в библиотеку. Но я была уверена, что там книги, причем именно те книги, которые мне нужны. Только как до них добраться?

Николай пришел, когда я уже всерьез размышляла, не попытаться ли расцепить блоки. Так, чуть-чуть, чтобы в образовавшуюся щель просунуть руку и вытащить что-нибудь. А потом все аккуратно затянуть, словно ничего и не было. Останавливало только то, что я не была уверена, что Владимиру Викентьевичу удастся пришить мне руку на место в случае моей неудачи. Все-таки я ни разу не видела защитные плетения в действии. Вдруг там и пришивать будет нечего? Как-никак руки у меня только две и способностей к регенерации нет. Бояться-то я боялась, но все больше склонялась к тому, чтобы попробовать.

– Елизавета Дмитриевна, к вам пришел подпоручик Хомяков.

Сказано было вроде бы с уважением, но как-то так, что не оставалось ни малейших сомнений: в доме целителя из клана Рысьиных с неодобрением относятся к визитам представителей других кланов. Особенно таких представителей, которые любят размахивать на дуэлях саблями. И не просто размахивать, а всаживать их точно в противника. Интересно, долго еще Юрий проваляется в лечебнице в воспитательных целях?

– Спасибо, Анна, я сейчас спущусь.

Я встала от шкафа, перед которым сидела по-турецки уже около получаса, и удостоилась еще одного внимательного взгляда. Уверена, сегодня Владимиру Викентьевичу доложат о моем интересе к библиотечной мебели. Ну и пусть. Детские книжки я уже переросла, а на занятия в гимназии целитель мне сказал не ходить, написал справку о том, что у меня ярко выраженная нестабильность и он рекомендует отменить занятия до особого распоряжения. На самом деле, как мне кажется, он хотел, чтобы данные о моем истинном уровне остались внутри тесного круга: я, он и княгиня Рысьина. Возможно, что-то заподозрил Юрий, когда спрашивал, вижу ли я плетение от прослушки, но он, как мне кажется, болтать не будет.

В этот раз Николай обошелся без машины, и в синематограф мы пошли пешком. Подозреваю, не потому, что здание находилось недалеко, а потому, что Оленькиному брату хотелось пройтись со мной по улице под руку, не отвлекаясь на управление транспортом. Он с явным удовольствием отвечал на мои вопросы, касающиеся в этот раз городских развлечений. Выяснилось, что синематографов в городе несколько, а еще есть несколько театров, в которые не