Она покачала головой и многозначительно взглянула на уставленный едой стол.

— Ешь-ешь, — спохватившись, подбодрила я рабыню, подвигая к ней блюдо с пирогом.

— Жаль, что нельзя отправиться во дворец прямо сейчас, — заканючил Тирэн, дожевывая свой кусок пирога. — Мне совсем не нравится это место. Даже крошка в горло не лезет.

Фрида осмотрелась и, кивнув каким-то своим мыслям, тоже принялась за еду. Похоже, ни дом терпимости, ни раздевшийся перед нами блондин нисколько не давили на ее моральные принципы.

Глядя на осанку и внешность красавицы, я понимала, что она — не простая деревенщина. В жестах девушки присутствовала невероятная грация, которой я даже отчасти завидовала. Но глаза цвета самой темной ночи говорили еще и о том, что жизнь у нее была не сладкой. В них странно перемешивались недоверие, жесткость и житейская мудрость.

— Тебе не холодно? — участливо спросила я. — Надо бы где-то платье раздобыть, как у меня.

— Вечером на рынок сходим и купим. Перед дорогой, — предложил Тирэн, откидываясь на спинку глубокого кресла и блаженно прикрывая глаза. — Что-то я устал сильно…

Словно в подтверждение своих слов он зевнул и вскоре мирно засопел. Черты лица разгладились, а упрямо сжатые губы расслабились, и на них появилась милая улыбка.

«Совсем мальчишка, — пронеслось в голове. — Как же я позабыла о том, что он — ребенок? Смелый, шустрый, умный и рассудительный, но ребенок. И где, спрашивается, его мать? У такого замечательного парнишки непременно должен быть кто-то, кто позаботится о нем!»

Рядом громко хмыкнула Фрида. Обернувшись, я поймала на себе ее заинтересованный взгляд и почему-то захотела оправдаться:

— Мальчик очень устал, бедняжке здорово досталось. Еще и я совсем не облегчаю ему жизнь.

Рабыня мягко улыбнулась и слегка покачала головой, после чего вытянула вперед обе руки. Одной указала на Тирэна, второй — на меня. Затем соединила их, сжав в плотный замок.

Я нахмурилась.

— Не поняла. Ты намекаешь на то, что я хочу отношений с этим мальчиком?

Брови Фриды взметнулись вверх. Она раздраженно вздохнула и, закатив глаза, цокнула языком.

— Говори нормально или напиши, — разозлилась я. — Язык жестов не для меня!

Девушка поднялась и указала на себя, затем на окно, после чего вопросительно пригнула голову к плечу.

— Хочешь прогуляться?

Она кивнула.

— Хорошо, иди. Только надень мою накидку поверх своего наряда. И капюшон не забудь. Сама понимаешь, рисунок на твоем плече может принести нам неприятности.

Так и не сказав ни слова, Фрида переоделась в мое черное платье и беззвучно покинула комнату, оставляя меня в окружении целого вороха тяжелых дум.

Перекусив и еще раз посмотрев на Тирэна, я пожала плечами, не в силах понять, что имела в виду моя таинственная рабыня, говоря о нас как о едином целом. Тут же вспомнился Хакарк. Где он сейчас? Ищет ли нас? Сильно ли злится на меня за самонадеянность? Не думает ли, что я сбежала по собственной воле? Столько вопросов, и только боги знают на них ответы.

Прикрыв глаза, я грустно вздохнула, представляя, какую выволочку устроит мне супруг, когда мы наконец встретимся. Только бы не порол, как Ганну… Хотя пусть даже выпорет — лишь бы нашел нас скорее.

Мне снилось что-то страшное. Я убегала, плакала и кричала, звала на помощь и угрожала. Не помню, кому и с какой целью, но страх остался даже после пробуждения.

Тирэн бесцеремонно тряс меня за плечо и обеспокоенно приговаривал:

— Все хорошо, это только сон. Проснись же, ну! Все хорошо…

Увидев его, я какое-то время удивленно моргала, приходя в себя и вспоминая, где нахожусь.

— Прости, — наконец выдохнула я, обмахивая лицо ладонью, — мне что-то привиделось. Столько впечатлений за эти дни — вот и схожу с ума потихоньку. Я кричала?

— Ну, — Тирэн замялся, — не то чтобы…

— Что случилось?

— Ты плакала и угрожала господину.

— Хакарку?

— Да. Обзывала его всячески, била кулаком по подушке и скулила.

— Скулят только собаки, — поморщившись, заявила я, — так что не преувеличивай.

— Хорошо, выла, — спокойно согласился самый покладистый мальчишка в мире.

— Поганец.

— Истеричка.

Мы помолчали некоторое время, дуясь друг на друга, но так уж вышло, что ни один из нас не мог долго держать язык за зубами.

— А где рабыня? — спросил Тирэн.

— Ушла прогуляться. Не переживай, она в моем платье.

— Это и вправду должно было успокоить? — Мальчишка взглянул на меня, как на умалишенную. — Она ведь может оказаться предательницей.

— Нет, Фрида не такая, — категорично заявила я.

— Конечно, и Ганна была не такой! И чувствую, даргхаин тоже!

— Это другое.

— Это ты другая. Словно из другого мира свалилась! Надо же быть такой доверчивой! Так ведь и пропасть недолго.

— Пока не пропала!

— Потому что жила в монастыре за высоченными стенами, в окружении строгих монахинь. А стоило выйти — пожалуйста: то в лесу заблудишься, то в лапы похитителям сама бросишься, то…

— Ну хватит! — Я вскочила, чувствуя, как полыхают от гнева щеки. — Кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать?! Я разрешила обращаться ко мне на «ты», но, как только Хакарк заберет нас, все вернется на свои места!

Тирэн открыл было рот, чтобы выкрикнуть что-то в ответ, но вдруг остановился. Зло сверкнув зелеными глазами, он склонил голову в подобострастном поклоне и проговорил:

— Прошу простить вашего слугу, госпожа. Я смиренно приму любое наказание.

И мне вдруг стало стыдно. Не так, как бывало раньше — немного, самую чуточку, — а по-настоящему. Так, что захотелось оправдываться и биться лбом о каменную стену от осознания собственной никчемности.

Подобное чувство было в новинку и настолько удивило меня, что я поначалу растерялась.

— Как госпоже угодно поступить? — не поднимая головы, продолжил монолог Тирэн.

— Прости меня, — внезапно прошептала я. — Прости, пожалуйста.

Он вздрогнул и уставился на меня так, словно увидел призрака.

— Я не хотела тебя обижать. — Поддавшись порыву, шагнула к мальчишке и крепко прижала к себе, поглаживая его макушку. — Не знаю, откуда во мне столько злобы. Хотя нет, знаю. Ты просто давишь на самое больное. По сути, это я — никто. Меня вырастили, как овцу на заклание, чтобы выгодно выдать замуж, когда придет время. А чтобы под ногами не мешалась, заперли в монастыре. Я не знаю реалий этого мира и приношу всем одни неприятности.