– Ты не спишь? – спросила она.

– Сплю, – сказав это, он тут же провалился обратно в сон.

Ее большой палец лежал в твердой, плоской выемке под его грудной клеткой. Однажды Джонас умрет. Наверное, было время, когда Ноэми не знала о смерти, но она его не помнила. Сложно было представить конец собственного существования, гораздо легче вообразить, что когда-то она умрет для Джонаса. Может, он будет смутно припоминать ее, когда задумается о годах в старшей школе, но минуты вроде этой будут потеряны. Она была уверена, что сама будет помнить это мгновение – ее большой палец у него на груди, его запястье под ее спиной – и не только потому, что это было утро, когда она увидела, потрогала и услышала мертвого человека. Нет, дело было в живом человеке, которого она сейчас касалась, который позволил себе заснуть в ее объятиях. Она закрыла глаза, и эта секунда просочилась ей в память. Сама того не желая, Ноэми тоже заснула. Она проснулась от звуков будильника на телефоне Джонаса: громкий, как иерихонская труба, он орал так, что трясся весь дом. Не успел Джонас протереть глаза и понять, какой сегодня день, как она скатилась с кровати и прокралась по коридору обратно к себе в комнату. Никто не знал, что они с Джонасом… ну, что они вот это все. Если бы Ческа узнала, что ее дочь проснулась в комнате Джонаса Лейка, то навыдумывала бы разных небылиц и вытурнула бы его из «Лэмплайта».

Чистя зубы в собственной ванной, Ноэми включила телефон и положила его заряжаться. Ее поприветствовал поток брани от «Лэтана», но с незнакомого номера сообщений больше не было.

Когда она спустилась завтракать, то, как обычно, встретила в кухне одного Мэтта. Она поджаривала в тостере черничную вафлю, когда появился Джонас. Они молча посмотрели друг на друга, ощущая странное тепло. Мэтт поднялся налить себе еще кофе, и в дверь постучали.

– Лайл? – спросил Мэтт.

– Надеюсь, что нет, – ответила Ноэми. – Еще слишком рано.

К тому же Лайл никогда не стучалась.

Мэтт ушел открыть дверь, и Ноэми услышала, как он с кем-то говорит, хотя слов разобрать не могла. Через несколько секунд Мэтт вернулся.

– Ноэми, один твой друг хочет тебя повидать.

Джонас приподнял бровь, и Ноэми пожала плечами.

Прислонившись к колонне, снаружи стоял Гэтан Келли.

– Что ты тут делаешь?

– Ты не отвечала на сообщения. – Он выпрямился и отошел от столба. Лицо у него было непривычно серьезное. – Просто хотел проверить, что ты не лежишь где-то мертвая в канаве.

– Я же сказала, что все хорошо. Прости, что устроила вчера драму. Это была странная ночь, и мне хотелось сохранить о ней память.

Выходя наружу, Ноэми не захватила с собой куртку. Утро стояло морозное, и в свободном свитере ей быстро стало холодно. Она обхватила себя за плечи.

– Может, расскажешь, что вообще случилось? Это имеет какое-то отношение к Линку?

– Почему ты так думаешь?

– А откуда мне знать? Пошла в лес… пишешь в мессенджер впервые за год, спрашиваешь, кто писал с моего аккаунта… А у кого еще был пароль, кроме меня и Линка? Какие остаются варианты?

Что-то скрипнуло у нее за спиной. Стройная фигура Джонаса появилась в дверном проеме.

– Все хорошо? – спросил он.

– А ты кто, ее мамочка?

– Да, все хорошо. Я сейчас вернусь.

В неловком молчании Ноэми и Гэтан ждали, пока Джонас зайдет обратно в дом.

– Этот чувак в тебя влюблен. Странно, наверное, жить с ним в одном доме?

– Нет. Мы с Джонасом друзья. Он не делал ничего странного.

– Пока не делал.

– Чего ты хочешь, Гэтан?

Он вздохнул.

– Чего я хочу? Да не знаю. Ничего, наверное.

– Увидимся в школе.

Он шагнул с крыльца и зашагал прочь. Однако через несколько шагов остановился, развернулся и сказал:

– Можешь писать мне, когда захочешь.

Его пикап отъехал от дома, и Ноэми сказала в пустоту:

– Странно это как-то.

Когда она вернулась, Джонас бросил на нее выразительный взгляд. Ноэми знала, что он ждет, когда она расскажет ему, что их заклятый враг делал у них на пороге в семь утра.

– Это твой кавалер на Валентинов день? – спросил Мэтт.

– Вот уж точно нет.

– А как у тебя на личном фронте, Джонас? Я заметил, что ты тоже куда-то ходил вчера вечером.

Джонас запихнул в рот целый маффин и даже не попытался ответить.

– Что ж, я рад, что у тебя появляются друзья. – Мэтт вернулся к чтению новостей с планшета.

Джонас проглотил свой маффин.

– Чего он хотел?

– Честно, я не уверена… – Ноэми накладывала еду, избегая смотреть на Джонаса. – Это друг Линка Миллера, – пояснила она Мэтту. – Ну, того парня, что умер в прошлом году. Я живу рядом с местом, где его нашли, и Гэтан иногда расспрашивает меня об этом всем. Не знаю, почему сегодня он не смог дождаться школы.

Джонас собрал крошки на тарелке в горку.

– Да уж, грустно, – сказал Мэтт. – И что ты на это все отвечаешь?

– Да почти ничего.

Ноэми слегка кривила душой, но в последней фразе не соврала. Никто не говорил с ним про Линка – точно так же, как и про брата, которого Гэтан потерял десять лет назад. А что бы случилось, если бы вместо вопроса «Что ты хочешь?» (она спросила это, чтобы Гэтан поскорее убрался) Ноэми поинтересовалась, как у него дела?

Может, он бы даже рассказал.

Когда я впервые узнал об озере, Ноэми не собиралась брать меня с собой. Мы с Гэтом бросали друг другу пивные бутылки и разбивали их бейсбольными битами на улице перед ее домом. Пустые бутылки закончились, так что Гэтан взялся опустошить еще одну. Он украл три ящика из холодильника в гараже, где их хранил его отчим. Украл, хотя знал, что потом его изобьют до кровавых соплей. Я думал об этом, пока он напивался. На тротуаре блестели острые осколки янтарного стекла. Я покатал их подошвой ботинка, чтобы они стали поменьше и потусклее. Я вспомнил время, когда помогал лучшему другу вытаскивать осколки разбитой бутылки из кожи. Ему было очень стыдно, и мне тоже. Я тер глаза запястьем, чтобы на его спину не падали слезы. Гэт не плакал, так какое право рыдать было у меня?

Полупустая бутылка просвистела у меня над головой, и несколько капель пива приземлились мне на голову. Бутылка разбилась в паре метров за моей спиной, совсем рядом с удивленной Ноэми, которая застыла на ходу. Конечно, Гэтан швырнул бутылку просто потому, что Ноэми проходила мимо.

Он широко заулыбался. Увидев, как оскалилась Ноэми, он осклабился еще сильнее. Ударив себя кулаком в грудь, он рыгнул и поднял вверх указательный и средний пальцы. Гэтан всегда вел себя так, чтобы как можно больше выбесить окружающих. Его домашние предпочитали, чтобы его было не видно и не слышно, и наказывали, когда он слишком шумел, наводил беспорядок или в принципе обращал на себя внимание. Может, поэтому он был такой буйный. В присутствии Ноэми все становилось в десять раз хуже.