Гэтан приподнялся на локте.

– А с кем ты пойдешь?

– С папой. Мама будет красить ванную внизу.

Кейт Миллер в последнее время только и делала, что красила стены. Началось все с того, как она решила закрасить граффити (черный маркер на белых стенах) в комнате Линка после его смерти. Эмберлин считала, что новый цвет стен – серый градиент, как в перистых облаках, – выглядит ужасно уныло. Затем ремонт выполз из комнаты в коридор, пробрался в спальню родителей, потом в их гардеробную. Кейт едва осознавала, что делает, и могла целыми днями возить роликом по одному и тому же месту, тщательно закрашивая углы, выравнивая линии у плинтусов. Она была слишком занята, чтобы идти на праздник: надо было покрасить туалет в цвет морской волны. Эмберлин сразу сказала, что цвет напоминает ей о кабинете педиатра.

Линк любил этот праздник. От мысли о том, чтобы остаться дома, Эмберлин захотелось свернуться клубочком на дне одной из банок с краской.

– А кто еще пойдет, знаешь? – спросил Гэтан.

– Да вроде все. Я пойду с Ноэми и Лайл. Может, Джонас тоже будет с нами.

Гэтан закатил глаза.

– Что, Джонас до сих пор не нашел друзей?

– Я думаю, нашел, и это мы. Он милый. Не знаю, почему он тебе так не нравится.

Гэтан отвлекся от телефона и откинулся на спину, глядя в потолок. Его ролики Кейт еще не достали. С потолка свисали щупальца из папье-маше: когда-то Линк прикрепил их на кнопки и бечевку.

– Он мне не то чтобы не нравится. У меня вообще нет о нем мнения. Просто не знал, что вы с ним дружите. Думал, что он тупо живет у Ноэми.

– Ну а мы люди дружелюбные, – сказала она.

– Ты – да. Лайл – возможно. Амато – выдра подколодная.

– Ты чего взъелся, Гэтан?

Он ухмыльнулся, пожимая плечами, вернее, вжал плечи в матрас, так как лежал на спине.

– Значит, не пойдешь?

– Не-а. Я больше часа ворочал сугробы. Вот еще не хватало таскать за собой огромную козищу. Так я никогда не отдохну и не наберусь сил.

«Огромной козищей» он назвал рогатую скульптуру козы из веток и соломы этажа в два высотой. Человек из администрации Шивери, который отвечал за ее появление, решил, что будет хорошей идеей поместить козу на сани в конце Кинг-стрит. Целая толпа людей в унисон тянула два каната, чтобы перетащить истукана в центр города, где затем зажигали на ней гирлянду из лампочек.

Когда они рассказали это Джонасу в школе, он спросил, что они делают с санями, когда нет снега. И ему сказали сущую правду: на праздник зимнего солнцестояния снег идет всегда.

Этот год не стал исключением: когда Миллеры добрались-таки до праздника тем вечером, улица вся была в следах от снегоступов. Бен вызвался помочь в ларьке с горячим сидром: там хозяйничала престарелая брюзга по имени миссис Фишер, администраторша из школы Гэлэкси. Отец сказал Эмберлин, чтобы она пошла поискать друзей. В детстве она ходила на праздник с другими друзьями: это были Брианна и Карли. Потом, когда Линк стал проводить много времени с Ноэми, для Эмберлин тоже все изменилось. Брианна с Карли не хотели расширять свой круг, и она осталась одна. Эмберлин стала подсаживаться за обедом к брату и его друзьям и наконец подружилась с Ноэми и Лайл – и это спустя много лет, когда они учились в одном классе и едва помнили имена друг друга. Когда Линк умер, Брианна с Карли пришли на похороны, но после этого не предприняли никаких попыток возобновить дружбу с Эмберлин – а ей тогда очень были нужны люди. И на помощь пришла Лайл. В ее присутствии Эмберлин всегда чувствовала, что ей рады.

Она нашла подругу у торговых рядов. Школьники из продвинутого класса по изобразительным искусствам продавали козьи рога и маски; вокруг их стола толпились люди. Целых два ряда занимали каучуковые ободки с оленьими рогами, которые смастерил Брайан Ковальски. Ноэми же принесла всего несколько козьих масок, но цены на них были куда выше. Лучше всего продавались ободки с козьими ушами из фетра: Джейд Труэлл и Анна Ванг просили за них совсем смешные деньги. В прошлом году хитом стали поделки Линка. Он мастерил маски из бумаги, но они были такими яркими, такой тонкой работы – и совершенно уникальными. Эмберлин забыла свою дома, где она осталась висеть на ножке кровати: белая, с тонкой бумажной бородкой и пятнышком пунцовой краски на носу.

Казалось, мелочь, но Эмберлин страшно расстроилась, что пришла на праздник без нее.

– Эмберлин! – позвала Лайл.

На ней была бело-золотая маска, которую она купила в прошлом году.

– А ты видела маленьких козочек, которые играют в снегу? Боженьки мои! – затараторила она, подбежала к Эмберлин и положила ладони ей на руки, в последний момент уклоняясь от объятий.

– Нет, не видела. А они останутся после перетягивания саней? Собралась уже половина школы, так что, наверное, скоро начнут.

– Может. С другой стороны, может им это вредно. Эй, я взяла кое-что для тебя.

Лайл прогарцевала обратно к столу и натянула коричневый рогатый ободок на голову Эмберлин в косах.

– Спасибо. Представляешь, я забыла взять маску, которую Линк подарил мне в прошлом году.

– Ох. Черт.

Лайл схватилась за края своей серой шапки и натянула ее на брови, словно пытаясь спрятать лицо.

– Маска очень крутая! Ну и, конечно, много для тебя значит. Мне очень жаль.

Она прикусила изнутри щеку, и ее рот стал напоминать красную запятую.

– Можем быстро забежать к тебе за маской. Ты ведь совсем близко живешь.

– Да ничего страшного. – Эмберлин постучала по кончику рога. – Этот ободок отлично подойдет.

Рука об руку они побежали на противоположный конец Кинг-стрит. Легкие Эмберлин разогрелись от усилий. На девочках были варежки: без них тянуть канат было совершенно невозможно, сразу обожжешь руки. Откуда-то из-за козы раздался свисток, и дети побросали снежки. Тащить козу было куда интереснее, чем играть в снежную крепость. Даже малыши, которые едва доставали до каната, вызвались помочь. За Эмберлин встала женская хоккейная команда, а Лайл – впереди. С криком «Ухнем!» все рванули канат. Когда коза заняла свой пост в центре города, небеса начали темнеть, и улица зажглась рождественскими огнями. Коза ожила.

Лайл с Эмберлин побрели сквозь толпу в поисках Бена Миллера: Лайл он нравился больше остальных школьных учителей, и, в отличие от многих других школьников, она не стала его сторониться, когда умер его сын. Однако девочки никак не могли найти ларек с сидром. Вместо этого они постоянно натыкались на другой, с горячим шоколадом. Кто-то из них пошутил, что они попали в «невидимую воронку Сумеречной Зоны» – Линк бы шутку точно оценил.

– Ты уверена, что не хочешь остаться на ночь? – спросила Лайл.

– Уверена. Я ничего с собой не взяла.

– Можем зайти за зубной щеткой.