Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Москва встретила ночным проливным дождем. Сквозь льющийся с неба поток, мигали огнями высотки, взмывающие над горизонтом и капли дождя потихоньку ползли моими невыплаканными слезами вниз, по стеклам машины.
Я остановилась у Левандовских. Так решила Алка.
В маленькой спальне уютно и чисто. Моя подруга хорошая хозяйка, заботливая мать и жена.
«Господи, зачем я приехала в этот город? Ведь все давно ушло уже в прошлое и надо ли поднимать его из глубины своего сердца?».
А за окном все шел дождь и только по каплям, бьющим в подоконник, было слышно, что он становится тише. Я прилегла на кровать и закрыла глаза.
Утром меня разбудил все тот же монотонный стук. Мне стало казаться, что ему не будет конца. Тоска и безысходность. Безысходность и тоска.
За завтраком Алка преподнесла сюрприз.
– Что это? – я верчу в руках пластиковую, ярко-аляповатую карточку.
– Деньги, – подруга с загадочным видом подливает мне в стакан яблочный сок, подкладывает в тарелку аппетитные, только что приготовленные оладушки.
– Спасибо, – протягиваю карту назад. – У меня есть кое-какие сбережения. Первое время не пропаду.
– Белка, это не помощь, это твои деньги.
– Откуда?
– Гонорар. За книги, – Алка улыбается. – Не великие средства, но все же! – и я вспоминаю: она действительно, несколько раз упоминала, что издательство перечисляло какие-то суммы за продажу моих романов.
– Спасибо!
Алка довольна. И я рада, что могу ей отплатить хотя бы настоящей улыбкой.
***
Было ли странным то, что меня тянуло в тот дом, где когда-то я была счастлива, хотела очутиться там и представить, что ничего со мной не случилось. Я не делилась этими мыслями с Алкой, хотя именно она больше всех заслуживала от меня откровенности. Увы, жизнь научила меня скрывать свои чувства от посторонних. Так меньше шансов получить очередное разочарование.
– Что будешь делать?
Вопрос подруги уже не застает меня врасплох. Время подумать было.
– Поеду к тете. Давно ей обещала.
– Может и мне с тобой, махнуть, – У Алки загорается взгляд. – Там сейчас бархатный сезон, – она смешно жмурится, представляя себя на морском побережье.
– Было бы здорово, – совершенно серьезно отвечаю я ей. – Только придется недельку подождать.
– Какие-то дела в Москве? С издательством? – вопрошает Алка.
– Нет у меня здесь никаких дел. В полиции заявление лежит. Телефон мой тоже у них есть. Если что-то будет известно, позвонят. Мне в Питер нужно съездить, на пару дней.
– А там что? – не отстает любопытная подруга.
– Помнишь соседку моих родителей?
Алка долго смотрит на меня, потом восклицает:
– А, это строгая старушка, в очках! У нее еще такое странное отчество – она щелкает пальцами вспоминая, – кажется Войнаметовна.
Согласно киваю:
– Только не Войнаметовна, а Вэйнамоинетовна.
– Точно! Аэлита Война – радуется Алка. – Надо же, помню!
Тоже улыбаюсь. Действительно, в детстве мы все так и звали ее.
– Она звонила на днях, просила срочно заехать, – сообщаю я подруге.
– Вы что, связь поддерживаете? – удивляется та.
– Отчего такое удивление?
– Да так, – Алка пожимает плечами. Но молчит. Видимо каких-то основательных аргументов в данный момент не имеет.
– Она за квартирой родителей приглядывает, – поясняю ситуацию. – На самом деле я очень ей благодарна, такую проблему с моих плеч сняла.
– Ты что, так и не продала квартиру родителей? – Алка удивленно округляет глаза.
– Нет, не продала.
– Слушай, это же хорошо! – радуется Алка. – Теперь можно продать квартиру в Питере и что-то купить в Москве!
– Посмотрим, – однозначно отвечаю я. Не хочу развивать эту тему, потому что ничего еще не решила сама и перевожу разговор:
– Мне машина нужна. Новую я не потяну, а сама покупать с рук не решаюсь. Как думаешь, твой Левандовский поможет в этом вопросе?
– Куда он денется, – совершенно уверенно заверяет она.
***
Не знаю, как другим, но мне в дороге всегда думается легко. Особенно, за рулем. Дорога не дает зацикливаться на проблеме, и ты думаешь обо всем и ни о чем одновременно. Это приводит в равновесие.
Как и обещала Алка, через два дня у меня уже была машина. Я отмела все возможные варианты за ту цену, что могла позволить себе на данный момент, и выбрала старенькую, но вполне пристойную «Mazda», покорившую мое сердце ярким и броским цветом первой весенней травы. Пора было отправляться в путь.
Но перед поездкой в Питер, не выдержала, и заехала на наш бывший адрес. Знала ли я, могла ли предполагать, что больше никогда не вернусь сюда, в этот дом, построенный с такой любовью и надеждой на светлое будущее. Помню, как мы мечтали с Антоном, что состаримся здесь, как будем сидеть в саду на качелях, пить чай, и умиляться над внуками, которых должно было быть в наших с ним мечтах четверо: двое от дочери, и двое от сына – так и не родившегося на свет.
Я смотрела на украшенные незнакомыми занавесками окна, когда-то моего, а теперь уже чужого дома, и горлу подкатывало чувство горечи, от осознания: именно это и есть последняя черта, за которой становится абсолютно ясно, что нет возврата.
Снова и снова я охватывала взглядом свой бывший дом, и вдруг с удивлением поняла, что могу ставить точку в этой главе. Стало легче. Наверно, просто, мне было необходимо окончательно убедиться, увидеть своими глазами – прежнего никогда больше не будет.
Перспективы моей дальнейшей жизни, пока вырисовывались довольно туманно. Единственное, о чем я знала точно, что не хочу оставаться в Москве. Слишком много воспоминаний. Что касалось Питера, то это, несомненно, был вариант. По крайней мере, жильем там я была обеспечена.
Двухкомнатная хрущевка в Купчино, досталась мне от родителей, которых не стало почти тринадцать лет назад. Антон предлагал мне продать квартиру, когда мы переехали с ним в Москву, но я отказалась. Тогда он обиделся. Говорил, что эти деньги могли бы здорово помочь ему в бизнесе. Потом, правда, дела бывшего пошли в гору, и разговоры о продаже квартиры как-то сами сошли на нет. Ну и к тому же подрастала Кира. Лишать ее шанса считать Питер своей второй родиной я не имела права, ведь родилась она именно здесь. И эта квартира, такое же ее наследство, как и мое.
Накануне, мы созвонились с Аэлитой Войной и договорились о нашей встрече. Эта женщина, добрейшей души человек, когда-то еще нянчила меня и многих ребят из нашего подъезда. Родители часто разъезжали по командировкам и тетка Война, как мы всем двором называли ее, потому, что произнести отчество, доставшееся ей