счастья не построишь.

По ее лицу пробегает тень, но она тут же смахивает ее ухмылкой:

– А ты уверена, что была достойна этого счастья?

– Знаешь, – я смотрю на нее внимательно и пытаюсь понять, где и когда смогла так обидеть ее, но в голову ничего не приходит. – Видимо ты всегда была по натуре своей человеком, не брезгующим чужими объедками, просто тщательно это скрывала.

Ее это задело. В лицо бросилась кровь, и правое веко заметно дернулось. А в моей душе чуть потеплело. Каменная стена оказалась не такая уж и прочная.

Нет, это была еще не победа. До победы было очень далеко. Но я в нее верила.

Аэлита долго вздыхает. Жалеет.

– Дай ей время, – утешает она меня. – У нее трудный возраст. Ты должна понять.

– Я понимаю.

– Нет, – старушка имеет свое мнение на эту ситуацию. – Ты хочешь, чтобы она вот так сразу приняла тебя. Без проблем и обид.

– Но она моя дочь! – я не знаю, как еще донести мои чувства. Душа разрывается, и сердце не желает принимать происходящее.

– Понимаю, – Война опять вздыхает и гладит меня, как маленькую девочку по затылку. – Она твоя дочь, а ты ее мать. Но ты взрослая женщина, а она ребенок.

– В том-то и дело, что уже не ребенок, – протестую я. – Кира выросла.

– И тебе трудно в это поверить, – заключает она.– И мне ничего не остается, как лишь согласно качать головой:

– Вы правы. Трудно поверить, что это моя Кира.

– Все образуется. И на твоей улице будет праздник, – улыбается моя утешительница. – Нужно только набраться терпения и подождать.

Я была согласна с ее словами. Но, черт подери! Сколько мне еще ждать? Пять лет я только и делала, что ждала и вот, опять. Снова ждать и надеяться. Нет! Нужно действовать! Я не верю, что Кира настолько безразлична, настолько жестока. Она должна помнить, как я ее люблю. Вода камень точит, и я подберу ключик к ее сердечку. Я смогу. Нужно только время.

***

Надежда построить родительские отношения с Кирой рушилась с каждым днем. Дочь не желала принимать меня. Попросту бойкотировала.

Я обставила комнату новой мебелью, где для нее было все самое лучшее, сама же довольствуясь лишь раскладным креслом и парой полок в шкафу. На все попытки нормально поговорить она или отмалчивалась, или начинала кричать, что я здесь чужая, лишняя.

Две недели прошли как в аду. Мне казалось, что я просто начинаю тихо сходить с ума, ведь ни о чем думать, кроме как об отношениях с дочерью не получалось.

– Слушай, Белка, может тебе пока действительно уехать к тете, – посоветовала Алка при нашем очередном телефонном разговоре, когда я, опять начала хлюпать носом в трубку. – Пусть девочка немного отойдет, осознает, что ты теперь рядом.

– Как без меня она это осознает, Алка? Что ты несешь? – протестовала я.

– Ну, тогда может к психологу?

– Да я бы рада. Только как? Она и разговаривает со мной только через раз.

– Да, дела…. – подруга берет короткую паузу, но тут же добавляет: – Все-таки мне кажется, ты должна уехать.

– И сдаться? – злюсь я на Алку. – Ну, уж нет!

Но, после очередной Кириной истерики в мой адрес и брошенного прямо в лицо «я тебя ненавижу, лучше бы ты сдохла в тюрьме», все же решаю взять тайм-аут.

19

Я уже и забыла, как дышит осенью море. Мягкое солнце не жжет, лишь ласкает кожу, а природа еще не утратила летних красок.

После пяти лет проведенных в более суровых краях, наслаждаюсь бесконечными теплыми днями, и даже прохладные дожди, не вгоняют в уныние.

На пляже свободно, нет шумных компаний и громко кричащей ребятни. Купальный сезон вот-вот кончится, и они опустеют совсем. Но уже вечерами, когда, солнце касается горизонта, окрашивая синеву моря в пурпур и жемчуг, можно в одиночестве бродить по пустынному берегу.

Как бы хотела я оказаться здесь с дочерью! С тоской и сожалением понимаю, что место, где прошло все мое детство, Кира наверно и не помнит. Антон последние годы предпочитал проводить отпуск заграницей. Отдых на Черноморском побережье, да еще в селе, больше смахивающем на большую деревню, казался ему ниже достоинства.

– Урожай винограда в этом году выдался, дочка. А я, как назло, захворала, – охает моя тетушка. – Как хорошо, что ты приехала, а то прямо хоть плачь.

О моих непростых отношениях с Кирой, я рассказать не решилась, боясь, что больное сердце близкого человека может не выдержать. Поэтому, просто улыбаюсь и целую ее в щеку. Она прижимает меня к себе, крепко. Наконец, нехотя, отпускает:

– Ты только сразу не заводись, Белла, – внезапно меняет она тему нашего разговора, и я уже знаю, о чем пойдет речь.

– Теть Валь, не надо.

– Не протестуй! – натруженная, привыкшая к тяжелой работе рука, с легким хлопком опускается на деревянную поверхность стола. – Сколько можно откладывать этот разговор!

Послушно замолкаю. Раз она так решила, спорить уже бесполезно.

– Мне может жить осталось два понедельника, – с легким брюзжанием продолжает сестра моего отца. – Завтра же идем переоформлять дом на тебя.

– Ты же завещание написала? – не понимаю я ее решения.

– Написала. И что? – тетушка пожимает плечами. – Помру, придется ждать полгода, а так, сразу будет твое.

Женщина замолкает. Взгляд серых глаз задумчив, и будто подернут дымкой.

– Знаешь, – в ее голосе, вдруг, зазвучали грустные нотки. – Я ведь понимаю, жить сюда ты не переедешь, хотя и не скрою, очень бы этого хотела.

Слова тетушки бередят душу, и ко мне неожиданно приходит четкое осознание того, что она права, ведь с ее уходом безвозвратно исчезнет то, что так дорого мне, останутся лишь одни воспоминания. И от этого осознания, на глаза наворачиваются слезы.

– Ну, ну, – ее рука утешающе гладит меня по спине. – Расстроила я тебя, старая дура. Ты уж прости.

Разговор, состоявшийся в тетушкином саду, долго не давал мне покоя и, неожиданно, я поймала себя на мысли, что не хочу покидать этот дом, чьи стены хранили лишь только лучшие моменты моей жизни. Это место, на берегу моря, могло бы стать новой главой повести, под названием «Жизнь Серебрянской Беллы Аркадьевны». Здесь, вдали от столицы, можно начать все заново, с чистого листа. Но я понимала: быть счастливой вдали от дочери не могу, и не хочу. Наши отношения с Кирой, стали самой большой моей трагедией и как решить эту проблему я не знала.

***

Мне всегда нравился тетушкин сад. В детстве я любила прятаться здесь в тени