— Хотите сказать, что Риберу не было нужды убивать Бобби потому, что он ему был нужен?

— Вам видней.

— Я имел честь общаться с его невестой, Женечкой Березиной, барышней милой, строгой и очень правильного воспитания… — сказал Ванзаров, наблюдая за тем, как Немуров реагирует на его слова. — У меня сложилось твердое убеждение: Женечка не только не любит своего жениха, но, откровенно говоря, презирает его.

— Я не желаю это обсуждать, — сказал Немуров, стиснув ружье. — И вам не советую.

— Благодарю за откровенность, — Ванзаров поклонился. — В таком случае можно сделать единственный вывод: Олимпиада Звягинцева, невеста князя Бобби, имеет роман с Рибером.

— Это вы сказали, а не я… Да что там… Ладно, скажу откровенно: это никто особо не скрывает. Я же говорил, что мой начальник всегда добивается того, чего хочет.

— Такое положение всех устраивает?

— Что в нем плохого? Любовница будет неплохо пристроена. Доброму другу, кроме приданого невесты, была обещана выгодная должность в министерстве, правда, в обмен на поездку в Афины. Липа получает титул и мужа, который будет закрывать глаза на ее похождения. И все довольны.

— А Женечка?

— Оставьте ее в покое! — закричал Немуров. — Она тут совершенно ни при чем.

— Предпочитаю не спорить с человеком с ружьем, — сказал Ванзаров. — Вы сказали более чем достаточно. Благодарю вас, вы мне очень помогли. Кстати, вас случайно никто не расспрашивал про Лунного Лиса?

— Граве вчера приставал. Все выспрашивал: кто такой, да не Рибер ли это случайно?

— И что ему ответили?

— Сказал, чтобы не приставал с глупостями. Он что-то в блокнотике черкнул и удалился с чрезвычайно загадочным выражением на физиономии. Вот его Рибер откровенно презирает. Из всей команды его одного держат на некотором отдалении. Лучше бы тренировками занимался.

— Перед Олимпиадой тренировки обязательны, — сказал Ванзаров, старательно рассматривая снег.

Немуров отвернулся, показывая, что разговор исчерпан, и занялся перезарядкой.

— Позвольте последний вопрос…

— Только поскорее, вороны заждались.

— Припомните, кто из членов команды увлекался химией?

— У нас все больше специалисты по бегу или гимнастике, — ответил Немуров. — Хотя… князь Урусов, кажется, закончил химический факультет. Но это так, от лени…

Остывшее ружье поднялось на позицию и ударило по вороньей стае. Парк в Лесном затрясло от птичьих криков.

Чемоданы словно смеялись над ним, раззявив рты. Граве с досады пнул крышку одного из них ногой. Чемодан захлопнулся, но легче не стал. Он так легко поддался на шантаж Стеньки-Обуха потому, что надеялся на козырь в рукаве. Сегодня утром поезд должен был уносить его в Одессу, а дальше в Грецию. Куда воровской старшина никогда не дотянется. А потом все как-нибудь утряслось бы. Нашли бы воры Лунного Лиса и без его помощи. Козырь оказался бит. Олимпиада прикрылась, покидать столицу запрещено. От воров Граве еще бы попробовал скрыться. Тут бы любой поезд в любое направление сгодился. Но играть в догонялки с полицией не хотелось. Чего доброго, повесят всех собак. Придется продолжать игру в сыщика. Хотя игра эта ему порядком поднадоела.

Он достал блокнотик и развернул на главной странице. Новых записей не прибавилось. Только вопросительные знаки. Да еще князь Бобби был вычеркнут из подозреваемых. Что делать дальше, Граве категорически не представлял. Из жизненных затруднений он всегда находил простые выходы: отправиться в атлетический манеж, отправиться в ресторан или отправиться на прогулку. Соблюдать спортивный режим или поддерживать форму не было никакого смысла, а гулять по сырости — удовольствия никакого. Из всего разнообразия Граве выбрал ресторан. Для обеда было еще преступно рано, а завтракать неприлично поздно. Поэтому его выбор пал на «Вену», где можно посидеть за бокалом вина, послушать, как непризнанные гении в живописи, литературе и театре рассуждают об искусстве. Тоже в своем роде театр.

Доехав до угла Большой Морской и Гороховой, где располагалось любимое место столичной богемы, Граве устроился по привычке у окна. В этот час атмосфера «Вены» еще не накалилась. Клубы папиросного дыма были жидковаты, разговоры — не слишком громки, а сольных выступлений разгоряченных личностей не было и в помине.

Граве ощутил приступ единственной из знакомых ему болезней: скуки. От нечего делать он стал смотреть в окно. Внимание его привлекла кучка людей, стоящих кружком на другой стороне улицы. Что-то показалось ему в них знакомым. Их было четверо. Двое были одеты в серые рабочие куртки и простые фуражки, один походил на чиновника средней руки в потасканном пальто и старом котелке. Но вот последний… И тут Граве понял, что прекрасно знает этого человека. Воротник английского пальто бы высоко поднят, а шляпа натянута на лоб. Но маскировка не помогла. Барон Дюпре, собственной персоной, общался о чем-то крайне подозрительным образом с крайне подозрительными личностями.

Рассталась компания не менее подозрительно: каждая из серых личностей пожала руку Дюпре, и все разошлись. Юный барон направился в сторону Адмиралтейства, а подозрительная шайка — в противоположную сторону, к реке Мойке.

Блокнотик появился немедленно. Граве сделал жирные отметки в списке. Что это была за встреча и кто эти личности — можно было строить разные предположения. Несомненно одно: что-то в этом было. Быть может, ему посчастливилось зацепить какую-то ниточку. Теперь надо тянуть ее до конца. Граве срочно требовался мудрый совет. Он бросил на стол щедрые чаевые, выскочил на Большую Морскую и стал искать хоть какого извозчика. По обыкновению, когда они нужны, ни одной пролетки поблизости не было.

Обычный прохожий гулял по улице близ казарм Измайловского полка. Он посматривал по сторонам, как будто изучал окрестности. Ничего примечательного в серых строениях не было. Троицкий собор с голубыми куполами и монументом, сложенным из трофейных турецких пушек, остался далеко позади. Вокруг виднелись доходные дома, различавшиеся количеством этажей. Окрестности прохожему нравились. Он то и дело подправлял ус, словно хотел скрыть улыбку. Что-то сильно его радовало. Причину его веселья серые стены скрывали основательно. Прохожий кружил возле особняка, известного на всю округу кирпичной пристройкой: атлетическим залом. Навстречу ему объявилась высокая фигура, взявшаяся словно из ниоткуда. Фигура на ходу задела прохожего плечом, впрочем, легонько.

— Прощения просим, господин хороший, — послышался простуженный голос. — Не подскажете, как пройти в Публичную библиотеку?

Прохожий проявил редкое дружелюбие. И даже вызвался проводить лично. Не торопясь, они свернули за угол.

— Что случилось?

Афанасий Курочкин высунул нос из поднятого воротника.

— Что-то дело нечисто выходит, Родион Георгиевич.