Но сдаться вот так просто, за завтраком, граф Толстой не мог. Не хватало самого главного. И Витте, умелый интриган, надавил на нужную педаль. Графу Толстому со всей сердечностью было заявлено: именно он — министр внутренних дел — есть та незыблемая основа, на которой реформа может иметь успех. Без поддержки графа Толстого Витте отныне и палец о палец не ударит. Он видит, какие невероятные таланты и мудрость скрываются в министре, какие созидательные силы в нем таятся и какая державная мощь сосредоточена в его руках. Он милостиво просит поддержать его начинания на грядущем 16 марта Государственном совете и дать свое личное одобрение ради того, чтобы Российская империя стала во главе Европы, а имя графа Толстого было выбито золотыми буквами на страницах истории.

Такой напор не оставил от мрачной стены недоверия камня на камне. Граф Толстой увидел, какой замечательный человек этот Витте: умный, тонкий, прозорливый. Но больше всего министра соблазнила прагматичная выгода. Он наглядно убедился, что такому напору противостоять невозможно, недаром молодой государь так околдован этим Витте. И если нет возможности остановить нарастающую лавину, надо стать ее частью, а лучше встать во главе. Этот вывод стал последней каплей. После отличного завтрака граф Толстой и Витте расстались совершенными друзьями. Хотя бы внешне.

Вернувшись к себе в министерство, Дмитрий Андреевич увидел, что ситуация решительно изменилась. И портить возникший союз мелкими интригами нецелесообразно. Он потребовал срочно разыскать начальника охранного отделения.

Полковник Секеринский прибыл, чтобы доложить о скором завершении операции. Но слушать его не стали. Граф Толстой обрушил на него молнии.

— Вы что себе позволяете, полковник? — говорил он тихим голосом. — Устраивать расстрелы ни в чем не повинных людей? Вы что думаете, вам все позволено? Я быстро приведу вас в чувство. Что это вы там за кашу заварили? Как смели подвергать обыску достойного человека, блестящего чиновника министерства финансов и помощника уважаемого Сергея Юльевича Витте? Погонов лишиться хотите? Так я не посмотрю на ваши предыдущие заслуги. Вылетите из столицы в глухую провинцию, будете там свиней гонять. Немедленно все прекратить! То, что наделали, немедленно закончить. Господину Риберу принести личные извинения. И чтобы духу от ваших блестящих успехов не осталось. У вас есть вопросы?

Секеринский стоял перед министром навытяжку, бледный и совершенно несчастный. К такому обороту он готов не был. Новая перспектива открывалась ясно: никаких приказов у него нет, все было сказано устно и полунамеками. Значит, во всем виноват только он. Запустил рискованную операцию по собственной воле. И поставил под удар достойных, и самое главное — ни в чем не повинных людей. Да за такое в Сибирь могут отправить руководить глухим жандармским округом. Тут уж надо постараться, чтобы свою шкуру спасти. Слишком хотел выслужиться, слишком хотел стать нужным и полезным лично министру, и вот результат. Стоило приблизиться к «горнилу власти», как обжег крылышки. Как бы теперь не сгореть совсем.

Полковник отрапортовал, что приказ будет выполнен немедленно и в точности.

— Очень на это надеюсь, — сказал граф Толстой. — Поторопитесь, полковник. И чтобы никаких глупостей больше.

Про себя же Дмитрий Андреевич решил: если из-за этого субъекта возникнут неприятности с Витте, принесет Секеринского в жертву новой и такой выгодной дружбе. Без сожалений. На алтарь, так сказать, золотого рубля.

Эхо выстрела неслось мимо обнаженных деревьев. Стая ворон разлеталась, каркая в панике, кружась невысоко и снова рассаживаясь на сырых ветвях. В Лесном парке было сыро и промозгло. На дорожках лежала корка подмороженного льда, здесь было холоднее, чем в столице. Ванзаров шел, ориентируясь на эхо. Миновав поворот тропинки, он заметил фигуру с ружьем, нацеленным в стаю ворон. Чтобы не мешать, Ванзаров помедлил.

Оружейный ствол выплюнул снопы огня и пороховой дым. Вороны подняли грай, но одна черная тень свалилась в дальний сугроб.

— Отличный выстрел! — крикнул Ванзаров и пошел по снегу прямиком к стрелку.

Немуров вытащил стреляные гильзы, пускавшие дымки, бросил под ноги и зарядил новые.

— Как меня нашли?

— В министерстве сказали, что были утром и сразу уехали, сославшись на отпуск. У вас дома меня направили сюда. Ну а в парке шел по телам несчастных ворон.

Ружье было вскинуто. Последовал быстрый прицел и двойной залп.

— Поздравляю, еще одна птичка пала, — сказал Ванзаров.

— Олимпиада потеряна, надо как-то поддерживать форму, — ответил Немуров. — Хотите расспросить, что я видел вчера вечером? Напрасно потратите время…

— Рассчитывал потратить его с пользой.

— Очень зря. Я ничем вам не помогу… Признаюсь сразу: ничего не видел. Куда больше меня интересовал виски, чем тост Бобби и его счеты с Лунным Лисом. Больше мне сказать нечего.

Дробовые патроны вошли в дуло, ружье защелкнулось.

— Не заметили, что случилось с портфелем, который держал Бобби?

Вместо ответа Немуров прицелился и выстрелил, уменьшая воронью стаю еще на одну особь.

— Трудно смотреть по сторонам, когда наслаждаешься старым виски, — сказал он.

Ванзаров согласно кивнул.

— Выдержанный виски — приятная вещь. Особенно когда им убивают.

Немуров забыл про стреляные гильзы.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что вашего друга убили изощренным способом, — ответил Ванзаров.

— Князь мне не друг, — сказа Немуров. — Вернее, он всем друг.

— И Риберу?

— Ему в особенности, — винтовка изготовилась к стрельбе.

— Полагаете, Рибер мог убить Бобби?

Стволы дрогнули, выстрел пришелся по веткам. Вороны отметили промах торжествующим карканьем. Немуров положил ружье на плечо.

— Это уж как придется…

Ванзаров скинул с ботинка налипший комок снега.

— Скажите, Немуров, что вас заставляет играть роль дрессированной собачки Григория Ивановича Рибера? Он же вас за собой в заоблачные выси не потащит. Воспользуется и выбросит как ненужную вещь.

— Спасибо за откровенность.

— Не за что, — ответил Ванзаров. — Сами это знаете. Вы уверены, что Рибер подстроил все эти дурацкие пари с Бобби, а когда ему стало невыгодно, хладнокровно отравил его?

— Вы слишком резво взяли…

— А как по-вашему?

Немуров потоптал ботинками снежную корку, оставляя след от каблука.

— Вы плохо представляете себе Рибера, — сказал он. — Это человек, который пойдет на все ради осуществления своих желаний. И так во всем. В спорте, в денежной реформе, в… ну, во всем. Люди нужны ему только для того, чтобы добиваться своего. Он требует рабской верности, а взамен обещает райские кущи. Трудно устоять перед таким соблазном.