— Вообще-то нет, — признался я шепотом, — но должно же что-то останавливать?

— И как вы обходитесь?

— Останавливаю себя сам, — ответил я.

Поспать все-таки удалось, хотя лишь под утро. К счастью, мне хватает и двух-трех часов, уж и не знаю, от паладинства это или от Терроса, но предпочитаю считать, что от паладинства, хотя, как известно, Зло никогда не спит вообще.

Она все-таки меня переиграла, эта маленькая отважная принцесса. Если я их повыдаю замуж, все три будут пристроены. Практически все женщины были бы на их месте довольны… да ее сестры и довольны, видел по их лицам, но она дерзит и сопротивляется, понимает, что если я ее дефлорировал, то тем самым как бы взял под свое покровительство, вот уж досадная обязанность, от которой мужчины сумели освободиться в числе прочих под хитрым лозунгом женского равноправия, который они придумали и провели в жизнь весьма умело, сделав вид, что это женщины сами его восхотели и вот наконец-то добились.

Да, некоторое мое покровительство ей обеспечено, здесь мир пока что странный, за проделанную и довольно утомительную работу я должен еще и расплачиваться, ну да ладно, покровительство не слишком уж, но все-таки, хотя даже это «все-таки» значит достаточно в нашем хрупком неустойчивом мире, где на личностях держится больше, чем на законах.

Под моим покровительством она будет достаточно свободна и независима, а ей этого, похоже, жаждется больше, чем замужества, пусть даже благополучного.

Заглянул в свои покои, там Хреймдар с двум магами, что поклонились мне с огромнейшим уважением.

Он поспешил мне навстречу, очень довольный, хотя и с красными от бессонницы глазами.

— Ваше высочество, мы заканчиваем, заканчиваем!

— Когда? — спросил я.

— К обеду, — доложил он.

— Терпимо, — согласился я.

— А вообще-то, — сказал он торопливо, — в общем и целом взяли под охрану весь дворец! Даже двор. Никакая нечисть не проникнет за ограду, как и нежить.

Я спросил с недоверием:

— Так уж и никакая?

— Никакая крупная, — уточнил он. — Но, как известно, крупной на всем свете единицы, а мелкой, как сказал некто, — легион.

Оба его помощника боязливо зыркнули, не слишком ли осмелел, ссылаясь на место из Библии, но я сделал вид, что ничего особенного, с учеными нужно особенно выказывать свое свободомыслие и незашоренность в вопросах религии, а Хреймдар, умница, показал им наглядно, что их лорд весьма толерантная личность.

— Хорошо, — сказал я величественно, — действуйте. Зайду после обеда.

Я повернулся уходить, Хреймдар сказал приподнятым голосом:

— Ваше высочество, а не подбросите ли нам что-нибудь из новых загадок?.. Я не для себя, а вот для Андриха и Ховарда, они из крупной школы королевства Бриттия, там только слышали про наши необыкновенные разработки…

Двое алхимиков тотчас же перестали делать пассы и повернулись к нам, лица осветились жадным любопытством.

Я подумал, сказал небрежно:

— Ну… вот вам, к примеру, совершенно новый вид магии, которой можно обучить совершенного любого человека. Ее мощь со временем вытеснит старую и весьма затратную… Смотрите и вникайте.

Они смотрели с жадным вниманием, а я показал всего лишь простейший опыт со статическим электричеством, пояснив, что его можно добыть разными путями, даже погладив кошку в темноте.

— А на свету? — спросил Хреймдар.

— И на свету, — согласился я. — Но на свету плохо видны искорки. Разряды магии!.. Как только овладеете этой мощью, вам по силам будет управлять молниями и грозами!.. Да что там молниями, вы сами будете творить такие, что куда там той мелочи, что сверкает и грохочет в небе.

Все трое слушали затаив дыхание, Хреймдар спросил почти шепотом:

— Неужели это возможно?

— В другое время расскажу больше, — пообещал я снисходительно, — но сейчас у меня дела-дела, все важные и все неотложные.

Важные и неотложные начались с завтрака, однако завтрак государственного деятеля тоже мероприятие большой важности, где частенько решаются те вопросы, которые непросто решить за столом переговоров.

В малом зале накрыли длинный стол, но прибыли только герцог Сулливан и Альбрехт, а также епископ Геллерий, остальные с утра продолжают готовить город к осаде.

Затем появились принц Сандорин и принцесса Аскланделла, единственные бездельники, принц в моем войске на положении полузаложника-полугостя, а принцесса так и вовсе с неопределеннейшим статусом полубогини, а то и вовсе богини уважаемой, но не признаваемой нами религии.

Принц подвел ее к моему креслу, где я принял из рук в руки, благородные женщины почти лишены права передвигаться самостоятельно, и усадил ее на тронное сиденье рядом со мной справа, а принц занял привычное место рядом с принцессой.

Все это проделывалось в прежнем замедленном темпе, где каждый жест преисполнен смысла и даже значения.

На столы подали блюда из серебра, тяжелые, громоздкие и неудобной формы с множеством украшений в виде завитушек и выпукло-вогнутых фигурок диковинных зверей, смотрятся так себе, а мыть такие — мучение.

Из еды только мясо, рыба и сыр, что и понятно, уже зима, все яблоки съедены. Да и мясо для настоящих мужчин, а не слюнтяев, что значит — непрожаренное, жилистое, с кровью и жесткое, как подошвы моих сапог.

Пока все обменивались церемонными приветствиями, я торопливо творил на золотом блюде перед Аскланделлой тончайшие ломтики деликатесного мяса, сыра и рыбы.

Аскланделла ничего не замечает, с великодушной улыбкой выслушивает комплименты в свой адрес, хотя у меня создается впечатление, что все-таки замечает, пусть не все, но замечает, императорских дочерей натаскивают с колыбели, они слишком важны, чтобы позволить им жить, как все остальные.

— Ваше высочество, — сказал и я почтительно, — я слышал, принцессы спят до обеда. Это для цвета лица, что у вас просто… ну, замечательный. И ваша интеллигентная бледность, что компенсируется ярким и таким жизнерадостным румянцем на вашем носу…

Она взглянула на меня с тем же прежним интересом крупного ученого на мелкое и примелькавшееся насекомое.

— А что ваши принцессы делают ночью?

Акцент сделан на словах «ваши принцессы», а у них, значит, принцессы особенные, элитные, правильные, но я по своей толстокожести шпильку не заметил, я же человек простой, ответил чисто и жизнерадостно:

— На балах! Танцуют… И порхают. Даже вспархивают. Позвольте вам положить эти ломтики…

— Позволяю, — ответила она, — если только не будете каждый, который съем, комментировать.

— Уже молчу, — сказал я. — Как толстая грубая рыба.