это случилось, – говорит Чарли, прислонившись плечом к каминной полке. – На другом берегу. Ее выбросило на Холлоу-Бич.

– А Роберт? Кто-нибудь видел, как он входил в море?

– Мой муж, Кенни, – отвечает Айла, глядя на свои ладони. – Когда «Единство» не вело промысел, он работал на судах по добыче креветок возле Харнаха. В тот день Кенни вернулся позже обычного; мы с Мойрой только что обнаружили, что Лорн пропал, и пытались что-то сделать. Я пробовала дозвониться в полицию, но телефоны не работали, а Кенни даже не мог связаться с береговой охраной по рации на катере. Он вывел нашего колли и дал ему понюхать шапку Лорна. Но было слишком темно, слишком ветрено… – Она вздыхает. – Позже он сказал, что видел человека, заходящего в море на Большом пляже, но, когда ему удалось туда спуститься, там уже никого и ничего не было. Шторм к тому времени настолько разбушевался, что он уже не был уверен, что ему это не привиделось.

– Роберт сказал жене, что идет проверить овец, – дополняет Брюс. – Она подняла тревогу только после того, как он отсутствовал несколько часов.

– Но зачем он полез в море? – спрашиваю я. – Кенни видел кого-нибудь еще? Могу я его спросить?

– Тебе придется потрудиться, – говорит Брюс. – Он скончался.

– Геморрой у тебя скончался, – огрызается Айла; ее маленькие, широко расставленные глаза становятся почти черными. – Мой муж умер. Он умер.

Чарли бросает на меня укоризненный взгляд, который я стараюсь не замечать.

– А у тебя геморрой все еще есть, да? – ехидничает Джимми. – Тогда тебе нужно к какому-нибудь чертову врачу. – Когда он подмигивает Айле и одаривает ее удивительно обаятельной ухмылкой, ее плечи расслабляются, и она сдержанно выдыхает.

– Кенни сказал, что тот человек бежал бегом, – говорит она в конце концов. – Позже он подумал – мы все подумали, – что Роберт бросился спасать Лорна. Мы так и сообщили Мэри и полиции. Кенни больше никого не видел, так он мне сказал. И кем бы Роберт ни был, он не был человеком, способным покончить с собой. Только не таким способом. Если б вы видели море в тот день… – Она вздрагивает, и ее голос становится менее напряженным. – Никакое отчаяние не довело бы человека до такого.

Она ловит взгляд Чарли, и я замечаю, как тот почти незаметно качает головой.

– Что? – Мое сердцебиение учащается. – Чарли?

Он хмурится.

– Ничего. Некоторые люди говорили…

– Алек говорил, – хмыкает Джиллиан.

– Что у нас… на острове завелась какая-то беда. Проклятие, – говорит Чарли. – На раскопках… нашли несколько мумифицированных тел и выкопали их. Глупая суеверная чепуха, но…

– Что за беда?

Чарли снова качает головой.

– Погода в тот год была плохая. Кормовые культуры не уродились. Сезон бурь наступил поздно, но когда он наступил… – Он откашливается. – За несколько недель до смерти Роберта и Лорна мы потеряли нескольких овец.

– Они заблудились?

Атмосфера в гостиной Айлы снова меняется – она кажется мрачной и гнетущей. Я понимаю, что никто ни на кого не смотрит.

– Они были убиты, – говорит Чарли.

– Убиты?

– Такое случается. На овец могут напасть собаки или хорьки, даже дикие кошки. А гебридцы – гораздо более мелкая порода, чем шотландские черномордые. – Но в его голосе нет убежденности. Я думаю о коричневых стержнях перьев, о черных глазницах, глубоких, овальных и пустых…

– Это было черное время, как сказала Джиллиан, – произносит Брюс; плечи у него так же напряжены, как у Чарли. – Страсти накалились. Люди на взводе, отношения натянутые… А люди во всем мире склонны к суевериям, когда значительная часть их средств к существованию, их жизнь, их выживание зависит от случайности. – Его губы сжимаются в тонкую линию. – Всем нужно кого-то… что-то… обвинить. И Алек – не только Алек – винил в первую очередь Роберта, а во вторую – раскопки.

– Это было похоже на проклятие, – соглашаюсь я, думая о фразе Феми: «Этот остров – очаг человеческих жертвоприношений, необычных погребальных обрядов». Я не могу избавиться от образа составного мумифицированного тела, сидящего во главе обеденного стола.

Дождь усиливается. В наступившей тишине я слышу, как он барабанит по окнам гостиной и деревянной входной двери.

Наконец Джаз кивает, его лицо не выражает ничего.

– И оно вступило в действие, когда мы раскопали «болотные тела».

* * *

Мы с Чарли остаемся после того, как все уходят. Пока мы с Айлой собираем чашки и тарелки, я чуть не опрокидываю фотографию в маленькой деревянной рамке, стоящую на кофейном столике.

– Это мой Дэвид, – говорит Айла, взяв ее в руки. – На следующей неделе ему исполнится двадцать восемь лет. Я не знаю, куда уходит время. – Она протирает стекло локтем своего кардигана. – Мне говорили, что я не смогу иметь детей, и он стал нашим маленьким чудом.

На фотографии ему не больше пяти или шести лет. Маленький, румяный, с копной светлых волос и зубастой улыбкой. Я думаю о том, что Дэвид, про которого говорила Келли, живет в Глазго – «холостой и чертовски горячий», – и едва не начинаю смеяться.

– Я так и не простила себе ту ночь, – говорит Айла. Глаза у нее сухие и пристальные, но рамка дрожит в ее руках. – За то, что позволила Лорну незаметно ускользнуть. Если б Фиона выпустила Дэвида из поля зрения, я просто убила бы ее.

– Мне очень жаль, – говорю я. И это звучит ужасно неуместно, особенно если учесть, что именно я подняла всю эту тему.

– Я верю в это, знаешь ли, – произносит Айла, и, когда она крепко сжимает мою руку, ее собственная рука становится такой ледяной, что я не могу сдержать дрожь. – В то, что твое возвращение сюда сейчас очень важно. Это неспроста.

Я оборачиваюсь, услышав, как Чарли откашливается; он стоит в дверном проеме и держит мой плащ.

– Пойдем, Мэгги. Давай оставим Айлу в покое, а?

Дождь на улице прекратился, и небо больше не пасмурное. Мы с Чарли идем по направлению к Блармору, пока молчание не делается невыносимым.

– Кто ездил с вами в Сторноуэй в ту субботу? На фестиваль виски?

Долгое время Чарли ничего не отвечает. А потом останавливается.

– Я солгал, Мэгги, – говорит он. – Когда говорил, будто ты спрашивала, не считаем ли мы смерть Роберта убийством, потому что должна была это сделать. Я думаю, это была ошибка. Я решил помочь тебе, ибо чувствовал, что в долгу перед тобой и перед ним. Но ты расстраиваешь людей, которых я люблю. Ты причиняешь им боль. А охота на ведьм – это хуже, чем просто развлекательное шоу.

– Чарли! Я не намекаю, что кто-то из присутствующих…

– Ну