– Вы правы. Но ведь есть шанс, что он вернется оттуда без последствий? Не может же наше государство посылать людей на верную смерть!

Врач пожал плечами:

– Без серьезных последствий может быть… Техника безопасности, конечно, соблюдается, насколько это возможно при катастрофе такого масштаба. Доктора борются за жизнь ликвидаторов, мы вот костный мозг сдаем. Делается все возможное, это правда, но врачи не боги. Смотря какая доза, какой организм… Одно только могу сказать совершенно точно – если он вернется здоровым, заводить детей ему будет категорически нельзя.

– Но это скорее аргумент, чтобы оставить…

– Вот именно. Я хочу нарисовать перед вами полную картину, чтобы вы могли принять лучшее решение, поэтому, Ирина Андреевна, простите, что я так с вами сурово, без обиняков, но ситуация требует ясности.

Доктор засунул ей в сумку пузатую бутылку с вощеной бумажкой на горлышке с указанием выпивать по тридцать граммов утром и вечером. И сказал:

– Ночь сегодня поспите, а завтра на холодную голову взвесьте все «за» и «против», поговорите с родными, и сообщите мне о своем решении, как будете готовы.

Выйдя от врача на подкашивающихся ногах, Ирина поняла, что не сможет вернуться на работу. Из автомата позвонила председателю, наврала что-то про высокое давление, получила добро отдыхать до завтра без больничного листа и поехала домой.

Будто во сне сходила в универсам, даже поучаствовала в драке за сосиски, забрала Володю из садика, а войдя в квартиру и переодев сына в домашнее, сразу принялась готовить обед на завтра.

Больше всего хотелось лечь лицом к стене, но Ирина боялась, что если она позволит себе это, то накроет такая черная волна, из-под которой она уже не выберется.

Пришел Егор, немного позже контрольного времени и чуть более расхристанный, чем полагается приличному мальчику, и от его искренней радости, что мама дома, у Ирины немного отлегло.

Она сварила борщ и хотела сделать ленивые голубцы, но взялась за настоящие, чтобы работой хоть немного унять тоску и тревогу.

Вилок на листья разделялся с трудом, но все равно она справилась слишком быстро.

К счастью, в кресле громоздилась целая груда неглаженого белья, и Ирина схватилась на утюг, вспоминая, в каком безмятежном настроении гладила на даче, купаясь в счастье и не думая, как мало его осталось.

Она мучительно жалела, что так буднично разговаривала с Кириллом по телефону, когда он уходил и когда звонил ей последний раз. Ни разу не сказала, как любит его и как скучает, ведь ей хотелось своей безмятежностью показать, что она прекрасно справляется сама и ему не надо волноваться о ней и о детях, а он, наверное, в этом и так не сомневался и просто хотел услышать, что она любит его и ждет.

Вернется ли он домой?

Кирилл не такой человек, чтобы прятаться за чужими спинами, он пойдет на самый опасный участок.

Правда, он не только смел, но умен и осторожен и не станет пренебрегать мерами безопасности. Там за ними следят врачи, они не позволят человеку получить смертельную дозу облучения. Да, не позволят, если только это не будет необходимо для спасения неизмеримо большего количества людей. Кроме того, погибнуть можно и без всякой радиации, просто от несчастного случая, как происходит на любой стройке.

Ирина больно ущипнула себя за ухо, чтобы прогнать эти убийственные мысли.

Сейчас не та ситуация, когда можно повернуться лицом к стенке, страдать и тревожиться в наивной надежде, что если представишь самое страшное в воображении, то в реальности оно обойдет тебя стороной.

Придется не только молиться и ждать, но и принять решение, которое без преувеличения определит остаток ее жизни.

Ирина сложила пододеяльники аккуратной стопочкой и убрала в шкаф. Осталось погладить ее халат, школьные рубашки Егора и белую сорочку Кирилла.

Она разложила на доске воротничок и осторожно провела по нему утюгом. Кирилл надевал эту рубашку в самом конце апреля, когда они с детьми ездили в этнографический музей. Хороший тогда выдался денек… Ирина обновила костюмчик в стиле сафари, пошитый для нее Гортензией Андреевной по секретным вражеским выкройкам из журнала «Бурда моден», начесала волосы под Рафаэллу Кару, а там расхрабрилась и против обыкновения навела на глаза стрелки, а губы накрасила алой помадой. Решив, что выглядит броско и пошло, уже собралась смывать макияж, но тут Кирилл взглянул заинтересованно, отбросил свою любимую фланелевую ковбойку, которую держал в руках, и надел костюм с сорочкой, даже галстук повязал. И они пошли, красивая яркая пара, и в музее смотрительницы улыбались их детям и не разрешали уйти, пока все не посмотрят, а Ирина, вместо того чтобы любоваться экспонатами, украдкой поглядывала на Кирилла и восхищалась, как здорово белая рубашка подчеркивает его апрельский загар… Она не знала тогда, что в ней уже зародилась новая жизнь, а муж совсем скоро уйдет навстречу смертельной опасности.

Ирина расправила на доске рукав. Придется ли Кириллу снова надеть эту рубашку?

Вернется ли он домой? Узнает ли, что у него будет еще ребенок? Или не будет?

Нет, даже если он сумеет позвонить, по телефону она ему не сообщит. Ему сейчас трудно и тяжело, нельзя возлагать на него еще и эту ношу.

Придется решать самой…

Если бы было с кем посоветоваться… Может быть, с мамой? Нет, пожалуй, это средство она прибережет до следующего раза, когда захочет услышать, какая она дрянь. Ирина лет с девяти знала, что обращаться к матери со своими бедами глупо и опасно. Помощи, поддержки и участия она ни разу не видела, зато получала самое исчерпывающее объяснение, какие именно гнусные черты ее гнусной натуры привели к таким ужасающим событиям. В общем, все равно все приходилось расхлебывать самой, только добавлялась еще обязательная истерика с рыданиями «мамочка, прости, я больше так никогда не буду!». Кроме того, происшествие сохранялось в маминой памяти под рубрикой «вопиющий случай» и периодически всплывало в разговоре, чтобы усилить впечатление от следующего вопиющего случая или просто к чему-нибудь принудить дочь.

Ирина очень быстро поняла, что если с ней происходит что-то способное поколебать в маминых глазах образ пай-девочки и отличницы, нужно это что-то утаить от родителей любой ценой.

Сейчас как раз такой случай. Мама вообще болезненно воспринимает, что дочь счастлива с мужем как женщина. Одно время цеплялась, что Ирина одевается не по возрасту, не девочка ведь уже, потом вдруг резко сменила курс, заявив, что дочь плохо выглядит, подурнела: «Не забывай, ты старше мужа, должна следить за собой. Мужчины, знаешь ли, падки на молоденьких».

И сейчас будет из той же серии. Сначала развопится на тему страшной греховности аборта, операции, достойной только проституток, но вскоре смекнет, что если дочь останется одна с тремя детьми, то придется или помогать, или выставить себя перед родней не в самом лучшем свете, и пластинка резко поменяется. Начнется лекция о том, что надо быть ответственной и думать в первую очередь о детях, как их поднять на ноги и воспитать, бесконтрольно размножаются только животные, поэтому, Ирина, немедленно делай аборт. Но не забывай пункт один, что его делают исключительно проститутки, каковой ты, безусловно, являешься. И тебе придется совершить очень много хороших дел, чтобы заслужить мое прощение.