После этой иезуитской речи Макаров ушел, а Ирина бросилась укладывать Володю, которому следовало видеть уже десятый сон.

События последних суток так вымотали ее, что размышлять о предстоящем процессе и связанной с ним этической дилеммой совсем не осталось сил. По ходу дела разберется, сейчас на повестке дня более насущные проблемы.

Володя угомонился мгновенно, он вообще спал очень хорошо, а Егор все равно будет читать, пока книга не выпадет из рук, не под лампой, так с фонариком под одеялом, и бесполезно с ним по этому поводу скандалить. Ирина быстро приняла душ и легла, готовясь к бессонной и тревожной ночи, однако, хоть сон и вправду не шел, на сердце было спокойно. Неужели Макаров так повлиял? Просто сказал, что готов помочь, и вот ей уже легче. Уже она чувствует, что не одна.

Тут Ирина вспомнила о Яне и резко села в постели. Бедная девушка, ей ведь тоже в семье не с кем поделиться своей тревогой!

Возлюбленная Виктора Зейды Яна официально считалась членом дружеской компании, была принята в доме, гостила вместе с Витей на даче, но близкими подругами они с Ириной так и не стали, хотя нравились друг другу. Наверное, загвоздка заключалась в том, что Яна была молодым специалистом, а Ирина считалась уже опытным судьей и авторитетным сотрудником. Яна немного при ней робела, называла на «вы» и смотрела снизу вверх, отчего Ирина чувствовала на своих плечах вес каждой секунды из тех семи лет, что она дольше Яны жила на белом свете. Если с Витей, Женей Горьковым и его женой Лидой она была на равных, то присутствие в компании Яны сразу придавало Ирине какой-то родительский статус. Будто она не жена, а мама или старшая сестра, которую ребята из вежливости пригласили посидеть в своем кругу.

Яна не откровенничала, но от Зейды Ирина знала, что отношения у них складываются очень непросто. То есть между собой они прекрасно ладили, но вот родители Яны категорически не желали видеть Витю своим зятем. И, в общем, трудно было их за это винить, ибо Зейда являл собой воплощенный кошмар ленинградского родителя-интеллигента. Хохол, военный и без городской прописки, трудно представить себе что-то хуже. Витя клялся, что никоим образом не претендует на прописку, но тщетно. Родители Яны придерживались американского юридического принципа «все, что вы скажете, может и будет использовано против вас», и виртуозно выворачивали любые слова Зейды наизнанку. Например, Витя говорил, что прописка не нужна ему не просто так, а с дальним прицелом. офицерам без жилья оное предоставляется Министерством Обороны, а у кого прописка, тот в пролете. Казалось бы, убедительное доказательство, что жених не имеет меркантильного интереса. А вот не тут-то было! Родители Яны представили Витины слова так, что он только и думает, где бы урвать кусок побольше, им руководит голый расчет, поэтому будь уверена, Яночка, он с тобой, только пока ему это выгодно.

У Яны недоставало сил ни выйти замуж наперекор родительской воле, ни порвать с неугодным женихом, поэтому бедная девушка жила как на пороховой бочке. Дома бушевали скандалы, а Витя терпеливо ждал, но Яна понимала, что терпение мужчины не безгранично. За годы службы он привык к кочевой жизни, но подходит возраст, когда хочется семью, детей, уюта, в конце концов, борща, и этот прекрасный комплект ему может предоставить не одна только Яна Подгорная.

…Взглянув на будильник, Ирина накинула на ночнушку шаль и нехотя побрела к телефону.

– Ой, Ира, как я рада! – на секунду показалось, что Яна всхлипнула. На заднем плане послышался недовольный женский голос, видимо, мама выговаривает за поздние звонки, хотя еще целых пять минут до десяти вечера, контрольного часа.

Ирина пригласила Яну завтра приехать в гости, и по тому, с какой радостью та согласилась, стало ясно, что бедной девочке в самом деле не с кем разделить свои печали и тревоги.

«Вот ты балда, – ругала себя Ирина, ложась, – все я да я, ах, не хочу быть в компании самой старой бабой! Но ты ведь и есть самая старая, и это, черт возьми, не так уж и плохо! Ты могла бы помогать этой юной дурочке, поддерживать в нелегкой освободительной борьбе, а ты хотела быть такой же свиристелкой, как она, и почему-то на нее сердилась, что это невозможно! Бери пример с Гортензии Андреевны! Старушка никогда не ведет себя на равных, всегда ее жизненный опыт к твоим услугам, хотя наверняка ей тоже хочется побыть такой же молодой, как ты».

Яна приехала около семи, с вафельным тортиком и сеточкой апельсинов для детей.

В полумраке коридора она показалась Ирине вполне обычной, но когда вошли в кухню, у Ирины сердце сжалось, так девушка осунулась и подурнела.

Оказалось, что Яна тоже ждет ребенка и тоже не знает, что делать.

– Думаю, вы просто поженитесь, когда Витя вернется, и все, – улыбнулась Ирина, пытаясь нарезать тортик так, чтобы не сломать хрупкий шоколадный слой, – и у вас родится прекрасный малыш.

– А если не вернется? Ах, Ирина Андреевна, если бы мы были уже женаты, я бы ни секунды не сомневалась! Но как я рожу внебрачного ребенка? Папа с мамой этого не перенесут!

Ирина тихонько погладила Яну по плечу. Девушка заплакала, крупные тяжелые слезы падали в чашку, как капли летнего ливня в пожарную бочку на даче. Так плачут только дети и совсем молодые люди, не знавшие еще настоящего горя.

Ирина отвела Яну к себе, уложила на кровать, закутала пледом и села рядышком. О своих бедах сегодня придется забыть, ну да ничего. Яне труднее, чем ей, потому что если Витя не вернется, то Яне предстоит судьба матери-одиночки, до сих пор считающаяся в нашем обществе позорной. С другой стороны, сейчас в ее животике находится последний шанс Вити на продолжение рода. Чем рискнуть, унизительной жизнью или бездетным браком? Непросто найти верное решение…

Яна всхлипывала в подушку совсем по-детски, Ирина гладила ее по вздрагивающему плечику и думала, как жаль, что сама она уже разучилась так рыдать. Ее удел – скупые и едкие слезы зрелости, не приносящие облегчения.

– Как же поступить, Ирина Андреевна?

– Не знаю, Яночка. Этот выбор вы должны сделать сами.

Сердце сжалось от жалости к этой девочке, ведь Ирина понимала, как тяжело решать, когда над тобой довлеет страх, чудовищно искажающий картину реальности.

Очень трудно, когда ужас перед родителями застилает глаза, и, кажется, готов на все, лишь бы избежать их гнева.

Чуть-чуть поколебавшись, Ирина предложила Яне несколько дней пожить у нее. Вместе им будет веселее, а главное, в спокойной обстановке Яна вернее поймет, как правильно поступить.

* * *

Иван вернулся домой только вечером в понедельник.

Переночевали в профилактории, где на них смотрели со странной смесью восхищения и ужаса, как на воскресших мертвецов, с утра хотели лететь на ближайших рейсах, но оказалось, что у руководства авиаотряда осталось еще много вопросов к экипажу.

Повторяя начальнику авиаотряда подробности происшествия, Иван понял, насколько прав был Лев Михайлович, когда приказал говорить правду. Если бы они вчера сговорились, придумали стройную версию, то сегодня он вряд ли сумел бы ее повторить без расхождения со вчерашними показаниями, а так спокойно рассказал, как было, и не позволил сбить себя с толку каверзными вопросами.