Дураков не было, были несогласные:

— Варгу его все равно уделает.

— Очень сомневаюсь, — тихонько прошептал медикус на ушко Ольге. — Я тех двоих просканировал мимоходом. Ваш племянник знает толк в махании кулаками. — Дрири помолчал пять секундочек и еще тише добавил: — Лечить их не стал.

Оля это признание оценила. Раз целитель пустил все на самотек — не помрут. Она бы и не дала лечить поганцев, во всяком случае не до Пашки и Малики. Костьми бы легла, Тырю бы натравила, с лавэ бы сцепилась.

— А все из-за какой-то подавальщицы! — прошелестела жиденькая волна недовольного ропота, и Оля не выдержала.

— Мозги включите, господа защитнички! И совесть, если осталась! Люди вы или гролы-падальщики?! — Черномундирники загудели, но лавэ гаркнул: «Молчать и слушать!» — Подавальщица сама сломала себе руку, наставила синяков по всему телу, в том числе и кровоподтек на голове размером с ладонь? И сама себе обеспечила повреждение детородных органов? А троих, конечно же, ни в чем не повинных юношей злые шельмы занесли к дурной девахе в комнату. И надо же такому случиться, — Ольгин голос источал язвительное сочувствие, — именно в тот момент, когда бесстыжая девка увлеченно самоистязалась, наслаждаясь дивными ощущениями. Так вы считаете, да? Может, вашей сестре, невесте или матери такое же удовольствие организовать? — Ольга стояла, сжав кулаки, и остро жалела, что не может взглянуть в глаза этим молодым мужчинам. Морок надежно скрывал их лица. Неужели они все такие, как Варгу?

— Свободны! Приступайте к своим обязанностям, — оборвал лавэ зарождающееся возмущение и стремительно направился к выходу. Ольга дала знак целителю, не отставай, мол, и рванула следом.

Так они мчались бы по коридорам, если бы Дрири не запустил в лавэ деликатный импульс — вроде как по плечу похлопал. Раим притормозил и с досадой отметил, что Ольга изрядно запыхалась.

— Вы что-то хотели?

— У меня две просьбы, господин лавэ.

— Слушаю.

— Раз уж мы заполучили господина медикуса в крепость, то…

— Покороче, Ольга!

Землянка вся подобралась.

— У двух пастухов я видела нехорошие язвы на руках. Прошу вашего разрешения на осмотр и лечение.

Лавэ устало кивнул.

— Если господин Дрири не против. Что еще?

— Надо поговорить.

— Организуйте работу медикуса и приходите в кабинет.

— Слушаюсь.

Ну, хоть какой-то хороший момент за все это кошмарное утро — даешь внезапную диспансеризацию коллектива.

— Оплату нгурульим ядом возьмете, док? — игриво уточнила Ольга, лихорадочно прикидывая, где найти местечко под медосмотр, благо, что этому доктору ни УЗИ, ни медсестра не требовались. Все сам.

— Возьму, — не менее игриво отвечал целитель. — Вы ведь хотите, чтобы я всех посмотрел?

— Если сможете, — осторожно уточнила Ольга. Магический резерв — штука капризная.

— Диагностика и мелкое целительство, вроде ранок и воспаленных желудков. Это смогу, если пообещаете попросить у лавэ тоник. У него есть, я знаю. И расскажите мне, голубушка, что такое «док»…

С чем вы к нам, так сами от того же и это самое

Тоник у лавэ, действительно, был. И он вполне безропотно им поделился. А чего не поделиться, если пойла — целый графин? Поможет медикусу — хорошо, а Раиму это зелье уже не помогало. С тех пор как в его жизни появились иномиряне, был распечатан уже второй графин, хотя раньше бодрительное — глоточек-другой — он пользовал только в экстренных случаях вроде соревнований. А нынче впору успокоительное употреблять. Разговор с Ольгой предстоял пренеприятный, и что самое отвратительное — Раим чувствовал себя круго́м неправым. И то, что он искренне заблуждался — не оправдание. В данный момент Раима больше всего грызло разочарование в Энвере Рансу.

И в себе.

Он же из рода Шенолов! Менталист! Только шельмы и королевский архивариус знают, в каком поколении! И не из последних — если поднатужится, может и королям противостоять! А не разглядел… Нет, Раим, безусловно, знал, что Энвер бредит желанием стать наездником, но не замечал, насколько это стремление стало порочно-болезненным.

Лавэ прекратил метания из угла в угол — вот оно…

Именно так!

Желание стать наездником, а не желание приобрести напарника-нгурула! Все наездники, как потомственные, вроде него самого, так и случайные, вроде Оли и Павла, начинали с того, что влюблялись в огромных, нелепых и ужасающих зверей с первого взгляда. Раз и навсегда. Пастухи тоже люди особенные — преодолеть нутряной и совершенно оправданный страх перед этой устрашающей мощью не каждому дано. Тоже, знаете ли, некоторая влюбленность требуется, или — на крайний случай — симпатия и уважение.

А Рансу… Когда Энвер, такой удобный помощник, умный советчик и пламенный единомышленник успел так измениться? Или это он, Раим не видел, то что творилось у него перед носом? Откуда это немыслимое высокомерие в давнем друге? Ведь он даже не из особо родовитых. А отношение к Ольге? Раим не пожалел красок, живописуя другу достоинства иномирянки! Редкой доброты женщина, редкой! Спокойная, милая, ответственная. А знания и навыки? Дня не хватит, чтоб все вспомнить. Да расскажи кто подобное Раиму, он бы уже изнывал от любопытства и желания познакомиться поближе с таким экзотическим человеком!

Внезапный интерес короля — единственное, о чем пришлось умолчать. А вместе с этим и об истории спасения хутора. Вот бы Энвер удивился.

А что делает старый друг? (И остро встает вопрос — друг ли?) А старый, проверенный друг словно взбесился! Откуда такая оголтелая непримиримость? С дамой войну затеял! И из-за чего? Из-за того, что она подлость подлостью назвала? Такое чувство, что главный пастух вполне разделял мнение некоторых из отряда — наезднику можно все!

Был еще один момент. Настолько странный, что Раим титаническим усилием заставлял себя об этом думать. Глаза главного пастуха, когда он смотрел на мятущегося Раша, были абсолютно спокойны. При мысли, что на месте Раша могла быть маленькая Тыря, а в холодной лежал бы труп Павла, Раима скручивало судорогой. Они со Свапом обожали ласковую наглюшку. И сколько в этом обожании чувств Свапа, а сколько Раима — совершенно неважно. Наездник всегда принимает все настроения своего партнера. Сколько раз обсуждалось, и Энвер соглашался — нгурулы не просто звери, они отчасти разумны, и уж точно — способны на сильные, осмысленные чувства. Откуда же такое безразличие к страданиям осиротевшего зверя? Только за одно это сто́ит разнести в дым ментальные заслоны главного пастуха и докопаться до первопричин.

Раим с удивлением признался себе, что подобная перспектива не вызывает у него отторжения.

За то, что поддержал Варгу в его подлости, за то, что подтолкнул на еще одну низость. Да просто за отношение к Оле, в конце концов! Барьеры он ломать полез! Ну подонок же!