У второго благодетеля, Китая, были собственные проблемы. Под влиянием народных восстаний в Восточной Европе в Пекине и других крупных городах начались студенческие демонстрации — первый серьезный вызов, брошенный политической монополии компартии. Кроме того, внутри самой партии разгорелась ожесточенная борьба между приверженцами традиций и активными реформаторами. Демонстрации безжалостно разогнали, порядок был восстановлен, но тем не менее внутренний контроль в списке приоритетов китайского руководства стал важнее внешнеполитического влияния. Кроме того, Китай начал переход с социалистической плановой экономики, которой до сих пор придерживалась и Северная Корея, на более прогрессивный государственный капитализм. Другими словами, было не до благотворительности.

На Северную Корею напал великий мрак, как в Ветхом Завете из далекой юности Ким Ир Сена. Наступили семь лет наводнений, засухи, неурожая и последовавшего за ним голода, унесшего жизни неизвестного числа северокорейцев, — оценки колеблются от сотен тысяч до нескольких миллионов. Словно сама природа была сломлена горем, и это служило лишним подтверждением власти покойного Вождя над стихиями. Одна из трагедий разделения Кореи заключается в том, что все плодородные земли оказались к югу от демилитаризованной зоны. Скудные урожаи, которые могла дать каменистая почва гористых северных районов в удачные годы, практически сошли на нет после нескольких беспрецедентно засушливых лет. В то же время страна страдала от невиданных доселе наводнений. Впервые за всю историю КНДР идея Ким Ир Сена о «национальном самообеспечении» подверглась суровому испытанию, поскольку теперь страна и в самом деле была предоставлена сама себе. Результат оказался плачевным. Детская считалочка, которая отскакивала от зубов у нескольких поколений северокорейцев — «Без Великого вождя жить никак нельзя», — оказалась пророческой в глазах большинства жителей, которые не могли знать об истинных причинах происходящего.

Период, в официальной истории КНДР носящий название Трудный поход, начался с голода таких масштабов, какие невозможно представить в современной индустриализированной стране. Это был кратковременный, но очень глубокий социальный коллапс, изменивший Северную Корею навсегда. При выборе названия для этого периода идеологи опять-таки брали пример с заграницы — на этот раз образцом послужил Долгий марш партизанского войска Мао во времена гражданской войны в Китае. Без искусственного дыхания, которым служила гуманитарная помощь из СССР и КНР, организм Северной Кореи стал отказывать — один орган за другим. В отсутствие топлива остановилась вся промышленная деятельность. Заводы закрылись, рабочие остались без дела и без зарплаты. Междугороднее пассажирское и грузовое транспортное сообщение сократилось до самого необходимого (и явно недостаточного) минимума. Система государственного распределения продуктов и товаров народного потребления — главный нерв этого безденежного общества — прекратила функционировать. Распределять было практически нечего. Энергетический кризис погрузил во мрак целые города и области, ведь электростанции остановились вместе с заводами. Даже в привилегированном Пхеньяне случались продолжительные и непредсказуемые отключения электроэнергии и водоснабжения. Горные леса по всей стране были вырублены на дрова. Это, в свою очередь, имело серьезные последствия для экологии. Каждый клочок плодородной земли был взят в оборот — от разделяющих проезжие части газонов в больших городах до импровизированных террас, которые пытались устраивать на горных склонах по образцу стран Юго-Восточной Азии, где почва была более удачной. В государственной пропаганде появились призывы к населению потуже затянуть пояса и слоганы вроде: ДАВАЙТЕ ВСЕ ВМЕСТЕ ПЕРЕЙДЕМ НА ДВУХРАЗОВОЕ ПИТАНИЕ! Но даже после всеобщего отказа от завтрака, обеда или ужина, согласно настоятельному указу властей, еды все равно не хватало. Никто никогда не узнает точного числа погибших от голода и болезней, вызванных истощением, в Северной Корее в 1994–1998 годах.

Конфликтующие стороны дают очень разные приблизительные оценки. Как и в других политизированных и во многом антропогенных катастрофах — например, Холокост, правление Пол Пота в Камбодже или вторжение американских войск в Ирак и Афганистан, — численность погибших либо деликатно приуменьшается, либо яростно преувеличивается. Более или менее взвешенная цифра, к которой склоняется большинство признанных исследователей, находится в промежутке от полумиллиона до одного миллиона человек из 22 миллионов, населявших КНДР. Распад социальных институтов сопровождался утратой контроля над обществом: с каждым годом государство все меньше было в состоянии обеспечивать гражданам надлежащую заботу и руководство. Впервые со времен Корейской войны появились котчеби — уличные банды бездомных и осиротевших детей, выживающих за счет попрошайничества, воровства и мелкого мошенничества и обретающихся по большей части вокруг вокзалов и других общественных мест в крупных городах. В деревнях наступило полное беззаконие. Группы проходящих срочную службу солдат — зачастую под предводительством офицеров — занимались мародерством и забирали все найденное съестное. Для борьбы с ними на полях и у амбаров расставляли посты военной охраны с приказом стрелять без предупреждения [88]. Социальная иерархия перевернулась с ног на голову: у деревенских невеж, к которым раньше относились с презрением и снисходительностью, имелся доступ к природным ресурсам, которого не было у остальных. И они жили если не хорошо, то уж во всяком случае лучше, чем служащие, ученые, учителя, музыканты и прочий городской люд. Хуже всего, как обычно, приходилось самым младшим и самым старшим. Среди выживших детей повсеместно наблюдались различные последствия недостатка питания в период активного роста и развития. Я лично видел подростков, рожденных в конце 1990-х, с лицами 15-леток и телами 9-леток. Средний рост у северокорейского солдата-призывника сейчас в среднем на 10 сантиметров меньше, чем у южнокорейского.

Будни большинства населения сводились к простому выживанию — что, конечно, не касалось политической элиты и привилегированной прослойки из Пхеньяна. В это темное время и взошел на трон первенец Великого вождя, наследный принц, опытный «спин-доктор» Ким Чен Ир.

★

С тех пор как он родился на горе Пэкту 16 февраля 1942 года яркой звездой, корейский народ с надеждой смотрел в светлое будущее, озаренное многими поколениями великих вождей и генералов. Ким Чен Ир родился на священной горе революции — горе Пэкту — и вырос с духом любви к своей стране и своему народу [89].