– Я должен проверить, все ли в порядке с Лизой, – сказал он. – И… поговорить с ней.

– Поезжай. – Крестовый махнул рукой. – Только через пару часов непременно будь на хазе у Лабуха. Тебя хотел видеть Поликарп. Мы с Евстафием тоже будем там.

Он взял со стола перевернутую шляпу Мартынова и бросил ее подельнику. Арсений поймал. Только после этого Крестовый убрал оружие в боковой карман пальто.

– Хорошо. Я буду.

Мартынов быстрым шагом вышел из трактира. Оказавшись на улице, огляделся по сторонам. Внешне все выглядело достаточно спокойным. Словно и не было никакой перестрелки с жертвами и спешно убегающим неприятелем. Однако Арсения не оставляло чувство беспокойства за Лизу.

В конце проулка появилась пролетка и на полном ходу устремилась в его сторону. Мартынов шагнул ей наперерез. Кучер натянул поводья. Арсений запрыгнул в экипаж.

– Пошел!

– Куды? – кучер оглянулся через плечо.

– По ходу объясню. Пошел, пошел!

– Оказание сопротивления властям – это, милочка моя, уже серьезное обвинение. Вы не находите? Один пристав, один околоточный, два урядника. – Пороховицкий демонстративно загибал пальцы, не забывая следить при этом за производимым на задержанную впечатлением. – По-вашему, это ничего не значит, дражайшая Капитолина Михайловна? А по мне, так это все очень и очень серьезно. И я попрошу также учесть, что мы с вами не берем еще пока во внимание ваши прошлые заслуги. А они отнюдь не забыты. У меня по вашей персоне толстенная папочка накопилась, знаете ли. Так-то! Подвиги ваши широко известны, Капитолина Михайловна. Не меньше, чем подвиги вашего покойного батюшки. И даже если в каких-либо разбойничьих налетах вы и не принимали, так сказать, непосредственного участия, то нам-то с вами доподлинно известно, что при всем при этом вы являлись их вдохновительницей. Если так можно выразиться, Капитолина Михайловна. Так что же вы молчите?

На самом деле тирада обер-полицмейстера не производила на задержанную Вайсман никакого эффекта. И полковник не мог этого не заметить. Капитолина вела себя так, словно находилась не в кабинете главного полицейского в Москве, а на светском рауте. Картинно сложив на коленях ладошки, она с невозмутимым видом рассматривала висящий на стене портрет покойной императрицы. Прямая величественная осанка, горделиво вздернутый подбородок, легкая снисходительная улыбка на губах. Общее впечатление портила только ссадина на носу старшей Вайсман. Та самая, что осталась после удара Пороховицкого. За истекшие сутки, что Капитолина провела в участке, рана уже стянулась и не причиняла ей видимых неудобств. Однако время от времени девушка подносила к носу ажурный батистовый платочек с именными вензелями. Представить Вайсман с «наганом» в руке в такой момент уже было попросту невозможно. И это тоже в немалой степени сбивало Петра Лазаревича с толку. Хотя он-то отлично знал, кто перед ним находится. И знал, что, дай Капитолине сейчас волю, она с превеликим удовольствием бросится на него и перегрызет горло зубами.

Пороховицкий перестал мерить шагами кабинет, остановился и скрестил руки на груди.

– Я, милочка, к вам обращаюсь, – строго произнес он.

Капитолина оторвала взгляд от портрета императрицы и удивленно посмотрела на обер-полицмейстера.

– Отчего же вы молчите? – повторил свой вопрос Петр Лазаревич.

– Я не вижу необходимости разговаривать с вами, – с достоинством ответила Вайсман. – Полагаю, вы в состоянии и сами сказать все, что необходимо. Зачем вам собеседник, Петр Лазаревич? Вам скучно?

– Напрасно. – Пороховицкий покачал головой. – Напрасно вы так, Капитолина Михайловна. Я же вам добра желаю…

– В самом деле? – Вайсман усмехнулась.

– Да. Подумайте хорошенько. Подумайте и скажите, как вы считаете, что вам грозит за все ваши деяния?

– Полагаю, меня вздернут.

– Правильно полагаете, милочка. Всенепременно вздернут. И жизнь ваша оборвется в молодых летах, по сути, так еще и не начавшись. Если только…

– Что «только»? – вскинулась Капитолина.

Она в очередной раз коснулась платочком ссадины на носу и поморщилась. Ее изящные ухоженные руки также не позволяли представить себе картину, чтобы в них когда-либо способно было покоиться огнестрельное оружие.

– Если только вы не пойдете нам навстречу.

– Нам – это кому?

– Мне, например. В первую очередь мне.

– И в чем же это должно выражаться?

Хотелось табаку. Хотя бы одну понюшку. Или на худой конец вставленную в мундштук папиросу, как это любила Лиза. Но Капитолина не могла себе позволить обратиться с просьбой к полицейскому. Это бы означало явный признак капитуляции. А она привыкла в любых, даже самых непростых ситуациях держаться с достоинством. Как учил ее отец.

– Нас интересует ваша так называемая группировка, дражайшая Капитолина Михайловна, – продолжил полковник, усаживаясь за стол и придвигая к себе чернильницу. – Группировка, о которой мы тоже знаем, по сути, все. Вот только изловить вас не можем. Вы ведь, как угри. – Пороховицкий поморщился. – Ну да это вопрос времени. Изловим. Все равно изловим, даже не сомневайтесь. Жаль только драгоценное время на такой сброд тратить. Комиссия у нас вот серьезная из Петербурга ожидается. Сами понимаете: дела, заботы и все такое. Потому и предлагаю вам, Капитолина Михайловна, договориться полюбовно, так сказать. Вы мне рассказываете сейчас, где и как можно изловить дружков ваших, а я, в свою очередь, обещаю похлопотать за вас перед петербургским ведомством. Заменим вам смертную казнь на пятнадцать лет каторги, скажем. Понимаю, не самый лучший расклад, но что поделаешь? – Обер-полицмейстер развел руками. – Грешки ваши, милочка, не позволяют… А пятнадцать годков – это, скажу я вам, не так уж и много. Вы еще молоды… Все лучше, чем на висельнице-то болтаться. Сами посудите.

Пороховицкий взял в руки перо и аккуратно макнул его в чернильницу.

– Рассказывайте, Капитолина Михайловна.

– Рассказывать? – Казалось, девушка была немало удивлена такой постановкой вопроса. Ее тонкие брови рельефно изогнулись. – Что?

– Да все рассказывайте. Про Крестового Иннокентия. Про Евстафия. Про Поликарпа Скороходова. Да и про Мартынова тоже. Он ведь теперь с вами? Не так ли?

Вайсман рассмеялась. Затем легким движением откинула со лба челку. Вновь сложила ладошки на коленях.

– Вы в своем уме, Петр Лазаревич? Вы, что же, и впрямь думаете, будто я с вами откровенничать начну?

– Ну а почему бы и нет, милочка?

Капитолина враз стала серьезной. Решительно подалась всем корпусом вперед, и ее холодный взгляд буквально вонзился в лицо обер-полицмейстера. Черты лица заострились.

– Во-первых, я вам не милочка, господин Пороховицкий. И прекратите так называть меня. А во-вторых, и это главное, мне с вами на сделку пойти память папочкина не позволяет. Полагаю, он бы предпочел видеть меня на висельнице, но с чистой совестью, нежели задушевно разговаривающей с вами. И с запятнанной репутацией. Так-то, Петр Лазаревич. Я вам все сказала и давайте на этом закончим душеспасительные истории. Я, признаться, сильно устала.