для многих. Спутник, подвиги науки… Это дало возможности, финансовые и другие, заниматься русским языком. Все-таки надо было себя кормить. Были стипендии. После спутника Америка начала общаться с Россией на равных.

Так что спутник, Гагарин – это все сыграло огромную роль. Это все дало возможность мне заниматься русским языком в университете. А потом, когда я уже учился в аспирантуре, без этой поддержки я просто не смог бы. Это факт. США, когда поняли, что Россия как минимум не уступает им ни в чем, стали выделять деньги на обучение студентов русскому языку и всему, что связано с Россией. Россия и Советский Союз – это все было смешано. Кто считал, что это угроза, кто – что это просто великая держава. Все было переплетено. И для меня все было интересно.

Родные березки

Я помню как вчера: в то время Шереметьево было просто местечком недалеко от Москвы. Я до сих пор помню березовый лес. Удивительно красиво. Березовый лес по дороге в Москву. Это был июнь 1970 года. До полета я заболел, была лихорадка. Я так переживал, что меня не пустят. И вдруг – как чудо… Наверное, ничего особенно серьезного не было. Я полетел в Нью-Йорк на лечение, и оказалось, что все хорошо. Я очень хотел в Россию! Но все-таки это была другая страна, я это почувствовал. Было и то самое, что у Пушкина в «Евгении Онегине»: «охота к перемене мест» – вот что было.

Ближе к России – ближе к подлинной красоте

Север России, его архитектура – это как фрагмент одной драгоценной мозаики. Чтобы видеть великие произведения искусства, скажем, витражи где-нибудь в соборе Парижской Богоматери, нужно уметь воспринимать их отдельные элементы именно как части одного великого целого. Так и с русской культурой: это все органические составляющие одной русской культурной мозаики. Да, конечно, это общая культура.

Но вы знаете, во всей этой огромной стране я всегда фотографирую памятники погибшим во время Великой Отечественной войны. Часто об этом забывают. А они тоже связывают воедино все части вашей страны. На Западе это недостаточно ценят. Да просто не знают, не понимают. И не ценят. Это и обидно, и странно, но факт остается фактом. Они думают о себе, и я против этого ничего не имею. Запад тоже сделал огромный вклад в Победу, и никто этого не отрицает. Но вот масштаб… Здесь такие ужасы, такие подвиги, все это переплетено, и я все это вижу везде. Эти памятники – я их снимаю. Помню, в Хабаровске огромный мемориал… Так что это тоже связывает Россию в единое целое – ваша историческая память и ваш подвиг в той страшной войне… Я не вмешиваюсь в политику, я просто постоянно сталкиваюсь с тем, что на Западе не понимают контекст. И мне приходится иногда выступать в университетах с докладами о процессе мемориализации в России и о роли Православной Церкви, которая все увеличивается. Это очень интересный вопрос, можно отдельно об этом говорить.

А Север России, если мы говорим об объединяющих факторах, – это не только культура, это история. И история Советского Союза тоже меня очень интересует. Я не смотрю на культуру без контекста истории. Везде, и на Севере, я вижу мемориалы. Ведь на Севере есть своя специфика, и я ее очень высоко ценю. Может быть, для меня, как для искусствоведа, это один из наиболее интересных районов, но это не значит, что Вологодская область «более аутентична», чем, например, Белгородская. В конце концов, если речь идет о храмовом зодчестве, здесь не просто культура, но – духовная культура. Ведь чем занимается приход? Стремление к Богу растет – вот это главное. И храм существует для прихода. Но там, где прихода нет, все равно надо сохранять архитектуру. Вопрос аутентичности, я думаю, все-таки связан с приходом. Например, в Белгородской области восстанавливаются приходские храмы, в том числе и в селах. Это огромная работа. А архитектура – XIX век. Ну и что? Это очень интересно. Главное, что там восстанавливаются храмы, которые существовали до революции. И эти храмы уже служат местом для прихода, для духовной культуры. Так что для меня интересно все это видеть.

Другое дело, что на Севере, конечно, много заброшенных сел. И на Севере стоит очень серьезный вопрос: как сохранить храмы? В советское время возникали заповедники. Хорошо, это одно решение. Но красота храма особенно удивительна, когда церковь стоит на первоначальном месте – в своем ландшафте. Но если люди там не живут – как с этим быть? У меня точных ответов нет. Я, как фотограф, наблюдаю, сохраняю увиденное.

На Каргополье, например, чудесные деревянные храмы, но они под угрозой разрушения. Потому что если там никто не живет, то гибнет и культура, конечно. Что будет, сохранятся ли церкви – это не мне решать. Я просто изучаю, публикую статьи, книги об этих памятниках, церквях, в основном деревянных. И очень переживаю за них! Ваш известный писатель Василий Белов начал восстанавливать храм в Тимонихе. Но людей-то почти не осталось в том селе. Кто будет хранить все то, что было построено? Но все равно надо стараться, надеяться и молиться, я думаю.

«Я вам лучше расскажу про храм Василия Блаженного»

Структура храма глубоко символична. Она характерна для того времени, ведь были и другие такие храмы при Грозном. И надо понять логику, систему, объединяющую приделы в целое. В центре – шатровый храм. Правильное название церкви – собор Покрова Пресвятой Богородицы на Рву. Покрова Богородицы! Божия Матерь – Покровительница России. А первый такой храм знаете где? Под Владимиром. Покрова на Нерли. Так что не надо забывать именно о празднике – Покрове, не надо забывать, что перед нами именно Покровский собор.

Вообще, время Ивана Грозного, хотя тогда и было много ужасного, – героическое время для русской культуры, особенно для церковного зодчества. Столько уникальных храмов – и на Соловках, и в Сольвычегодске, в Вологде, в Каргополе… Далеко не все они шатровые, но шатровый храм много значит для России. Шатер – признак XVI века, он выражает отношения со Все вышним.

Не надо поверхностно смотреть на такие храмы, как Покровский собор. Надо постараться понять их смысл. Хотя красота русской культуры всем доступна. Ей восхищаешься. Но есть и глубокие смыслы, которые открываются, только если человек серьезно и с уважением относится к этой культуре.

Храм Василия Блаженного, может быть, многим кажется слишком аляповатым, но он несет в себе очень глубокий смысл – объединение частей России. Придел Василия Блаженного – уже десятый престол – появился позже: при Годунове. В