даже меня пугает. – Иди и поставь на стол.

Беркутов злой.

Егор цыкает, отбирает у меня коробку с тортом и несёт к столу. Палата всё же у Артура слишком хорошая. Здесь и просторно, и стол есть. Холодильник. И ванна личная с туалетом… А ещё выход на балкон присутствует. Именно там Славка сейчас смотрит на парк возле больницы, подкармливая голубей.

– Готово, говнюк, – отзывается Егор.

Что он сказал?!

Выдыхаю, что малышка этого не слышит.

Слишком рано выдыхаю.

Тут же с балкона выглядывает светлая макушка.

Разворачиваюсь к парню и испепеляю его взглядом. Совсем дурак? При детях ругаться! Она в детском доме и не такое наверняка слышала, но… Ругаться при ней больше не позволю.

– Ой, – понимает ошибку, когда Слава приоткрывает рот.

– Ма, а гов…

– Слава, это плохое слово, – серьёзно и строго, словно отец, обрывает её Артур. У нас у всех рты захлопываются. Даже у смелой златовласки. – Не повторяй.

– А, поняла, – и голова быстро пропадает снова на балконе.

Напугал…

– Упс, – чешет виновато макушку. – Всё? Свободен? Могу валить?

– Иди уже, – отмахивается. Атмосфера в палате ужасная. – От тебя только одни проблемы.

Чего это они? Насколько я помню, они всегда хорошими друзьями были, а тут… Как кошка с собакой. Только в лицо друг другу не кидаются. Не могут. Но уверена, будь у Артура эта возможность…

Он бы точно ему врезал.

Дверь за Егором захлопывается. А я останавливаюсь у кровати больного и аккуратно сажусь рядом с ним. Зачем? Там стул есть. Но почему-то захотелось сесть сюда.

– Вы поругались? – пытаюсь выпытать причину его пренебрежительного отношения. – Ты относишься к нему грубо.

Нет, ничего удивительного, но…

Странно же.

– Он накосячил. Жёстко.

– Ударил тебя по лицу? – усмехаюсь. Он напряжён!

– Лучше бы ударил, – цедит сквозь зубы. Тема для него болезненная, судя по тону и испепеляющему окно взгляду. Не лезу.

– Проехали, – сворачиваю тему и наблюдаю за Славой. Пора её забирать оттуда. А то уже прохладно становится, заболеет. Да и что-то волноваться начинаю. Вдруг упадёт? Вздыхаю. Сейчас заберу. Только…

Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладонь.

Соберись, тряпка!

– Спасибо тебе, – выпаливаю то, что так давно крутится на языке.

– За что?

– Что не отталкиваешь. Разрешил тут отпраздновать. Она тебе никто, но ты всё равно…

Никто…

– Эй, стоп, – в голосе какая-то обида. Да ну… – Я хотел её удочерить. А ты буквально вырвала у меня её из рук, воровка. Подумала о моих чувствах?

Странный укол совести прознает все органы.

Не подумала…

Изначально я подозревала, что он делает это всё ради того, чтобы мы вновь сошлись, а теперь… Не могу так думать. Я не вижу это ни в его глазах, ни в поведении. Раньше… Возможно. Но эти пару дней дали мне отдохнуть. Пересмотреть взгляды.

И сейчас мои пальцы накрывают его ладонь.

– Прости.

Хочу сжать их, но быстро отдёргиваю. Славка возвращается с балкона с розовыми щеками.

Господи!

Подпрыгиваю с кровати, подлетаю и чуть не сажусь на колени. Трогаю её за лицо. Замёрзла, наверное. Заболеть может! А нам нельзя! Планы все поменяются…

Хотя всё и так идёт не по плану.

– Холодно? – ощупываю её. Господи… Отвлеклась на торт!

– Не-а, – головой мотает. – Хор-р-рошо было.

И улыбается счастливо.

Облегчённо выдыхаю.

– Пошли, горячий чай сделаю. И тортик хочешь?

– Хочу-хочу, – бежит к столу. Встаю, иду следом за ней. Открываю коробку и замираю. Какая красота! Вот это куколка! Присматриваюсь и не вижу ни единого изъяна. Как они за такое короткое время нашли такой шикарный торт? Я не могу от него взгляда оторвать, а что до Славы… На месте замерла. – Она съедобная?

– Да, – говорит за нашей спиной Артур. – Делал лучший кондитер.

– Агзамов, что ли?.. – шучу.

Я мало кого знаю, на самом деле. А это шоу по телевизору видела… Запомнила…

Шутка неудачная, да?

– Ага.

Странный ответ.

Хватаю нож со стола. Целый, не распакованный, только из магазина. Вынимаю его из пачки и замираю.

– Ты серьёзно? – до меня не сразу доходит, о чём он! Поворачиваюсь к нему и не могу спрятать изумление на лице. А он – бетоном! Будто вообще ничего для него не значит.

Да быть того не может!

Торт – шикарный. Фигурка здесь большая, продуманная до мелочей. Принцесса в пышном платье. Самая настоящая фарфоровая кукла! С кудряшками, пышным платьем… И ведь я всё разглядеть могу. Даже камушки на короне.

– Серьёзно, – плечами пожимает.

Не мигаю.

Если это правда… У него же очередь там большая и… Да его торты стоят даже не десять тысяч! Там шестизначные или даже семизначные суммы…

– Ты с ума сошёл? – на мои слова только кривится.

– А мы торт есть будем? – переводит тему. – Я боюсь, что сейчас усну и не попробую его.

Да-да, торт!

Возвращаюсь к нему и со слезами на глазах разрезаю единственный ярус. Жалко портить такую красоту.

Первый кусочек отправляется на пластиковую тарелочку. Отдаю её Славе. И даже не думая, выпаливаю:

– Отнесёшь её пап…

Резко прерываюсь, округляя от шока глаза.

Не…

Не может быть.

Кидаю растерянный взгляд на Артура. Ну, Мира, почему именно в него, а?

Он сам жёстко удивлён. И пока никто из нас ничего не успел сказать, я быстро выпаливаю:

– Тебе чай? Или сок?

Помогите! Кто-нибудь!

– Сок, – хрипло и тихо выдаёт. Ещё хуже делает. Я надеялась, что он ничего не услышит. Всё же после аварии и сознание терял, и не восстановился до конца…

Но нет. Услышал.

Судорожно киваю и хватаю пластиковый стаканчик.

Пока малышка несёт тарелку до па…

До Артура! До Артура!

Она несёт её до Беркутова!

Почему этот «папа» вообще крутится у меня на языке?

Наверное, это из-за врача. Он назвал меня Беркутовой, его женой. Сказал, что у нас милая дочь, и я немного… вбила себе это в голову. И теперь теряюсь.

Наливаю сок в стаканчик и передаю Славе. Она сама растеряна. Но не могу ж я сказать, что мама у неё – лохушка до мозга костей. Соврала и поверила в свою ложь.

Папа…

Блин.

Снова режу кусочки тортика – уже для нас. Садимся за стол. Благо тишины нет, малышка своим говором и восторженными эмоциями всю неловкость скрашивает. Отвечаю активно. Лишь бы замять то, что произошло пару минут назад!

И весь наш бубнёж так убаюкивает Артура, что мы не замечаем, как он прикрывает глаза и перестаёт откликаться на имя.

Тихо сопит, не шевелясь. Даже пальцы не подрагивают.

А он… милый, когда спит.

А как глаза откроет – сразу же говнюком становится.

– Солнышко, нам пора, – шепчу