По службе пришлось много общаться с людьми: от родовитых аристократов до разорившихся крестьян и убитых горем вдов. Изрядно наслушавшись доносов, чужих секретов и оправданий, Митар имел богатый опыт в распознании лжи. И если бы сейчас приметил в Дэлинее искреннее горе по погибшему любимому человеку, обрадовался бы. Пусть в ее сердце не он, но чувствовать в ней подлость, продолжать разочаровываться — было не менее больно, чем страдать из-за ее выбора.

— Вы намеренно подталкивали студиозов к вражде? — сходу спросил строго.

— Нет! — она округлила глаза и затрясла головой. — Конечно, нет…

Не слушая обманчивые оправдания, задал другой вопрос:

— Переживаете?

— Очень, — поджала губы, по щеке скатилась слеза. Митар задумался, но продолжил нападение.

— Тогда почему воспользовались духами?

— Я? Нет! Это ткань долго держит запах…!

Но уж он-то знал: если Дэлинея не душилась каждые две-три меры, нежный цветочный запах выветривался и становился осязаем лишь на близком, почти интимном расстоянии. Сейчас же между ними лежали большой стол и пол кабинета, однако нос отчетливо улавливал аромат духов… Инквизитор усмехнулся довольно, как охотник взявший след, и резко отчеканил:

— Ложь.

— Нет! Ну, если… не помню. Я собиралась, когда узнала о случившемся, — Дэлинея побледнела.

— Если вы невиновны, нечего бояться. Пречистая инквизиция дотошно разбирается в каждом случае.

— М-мне нечего скрывать! — от волнения она даже перестала всхлипывать, словно забыла, что надо бы продолжать разыгрывать спектакль.

— На моей памяти вы первая, кто в искреннем горе уделяет пристальное внимание прическе и украшениям.

— Я не знала о случившемся! — истеричные нотки звучали скорее раздраженно, чем беззащитно.

— Я уточню, когда вам сообщили о трагедии, — Митар с трудом сдерживался, чтобы не вскочить, не тряхнуть ее за плечи и не крикнуть: «Перестань изворачиваться!» — Где вы были в день гибели Ивет?

— Не помню.

— Ваша лучшая, даже любимая подруга погибла, а вы забыли тот день?

— Я была растеряна!

— Почему распускаете слухи, что Сидерик неравнодушен к Сонезе? Она не из тех, в кого влюбляются мальчишки… — не успел закончить — Дэлинея побагровела, ее черты перекосились, а пальцы сжались в кулаки. Однако спохватилась, с кем разговаривает, с трудом, но взяла себя в руки и срывающимся голосом бросила:

— Вы ее не знали!

— Зато видел вещи, — ему показалось: стоит еще чуть надавить, и она взорвется, поэтому продолжил выводить из равновесия. — Простите, видел ее панталоны. Жалкое зрелище. У моей бабки были симпатичнее.

— Не смейте оскорблять усопшую! — прошипела сквозь зубы, готовая кинуться на него.

— Вы забываетесь! Мало, обращаетесь без почтения к старшему инквизитору, еще и посмели самовольно сесть без разрешения! — Митар не был мелочным, однако сейчас давил, доводя допрашиваемую до истерики, чтобы выплеснула злобу и потаенные мысли. Но не удалось. Закусив губу, Дэлинея замолчала.

— Можете идти.

После беседы нашло чувство омерзения. Он отвернулся, ожидая, когда она покинет кабинет, однако Сьези медлила.

— Простите меня, господин инквизитор. Простите! — заломила руки, захлопала ресницами. Даже голос стал выше.

— Вы перечитали романов. — оборвал ее. — Безжалостные сердца не тают перед мольбами красавиц.

Лучше уйдите с гордо поднятой головой, чем в слезах и унижаясь.

Сьези застыла на мгновение с приоткрытым ртом. Потом в глазах мелькнула ненависть, и она опрометью выбежала из кабинета.

Когда ушла, не мог отделаться от ощущения, что совершенно ее не узнает. В растерянности крутил перо.

Из головы не выходило перекошенное ненавистью лицо… И очнулся, когда оно хрустнуло по давлением пальцев.

«Неужели проклятье? — но здравый смысл возражал: — Это что же за проклятье, действующее избирательно? На Сидерика повлияло явно созидательно…»

Заперев кабинет, направился в архив, чтобы узнать о семействе Сьези больше, но не успел отойти на десяток шагов — услышал оклик.

— Господин инквизитор! Подождите! Подождите! — рыжеволосая, дородная женщина спешил к нему, одной рукой держась за грудь, а другой, что с сумочкой, за бок. Не надо было гадать, чтобы понять: перед ним родственница, скорее всего мать Вескельда.

— Простите. Простите, если отвлекаю, — она часто моргала, чтобы не расплакаться. — Я мадам Дорель — мать Вескельда Дореля.

«Вот уж кто в настоящем горе», — Митар подметил ее растерянность: нарядную сумку, не подходящую к домашнему платью и переднику, под вкривь застегнутым плащом; растрепанные волосы, выбившиеся из-под шали.

— Пойдемте, — повернулся к кабинету.

— Я прибежала сразу, как только узнала…

— Живете в столице?

— Да, — женщина быстро вытерла пухлой рукой набежавшие слезы. — Живем. Поэтому виделись с Веском каждые праздные дни, много разговаривали обо всем… И… это… ужасная неожиданность, — она отвернулась. — Я… до сих пор не могу поверить, что все это… правда.

Митару пришлось выждать, когда она чуть успокоится.

— К сожалению, правда, — ответил сочувственно, жалея женщину. — Однако у Вескельда еще есть шанс выжить, хотя прежним красавцем не будет. А Викриберу уже не помочь.

— Будь проклята Съези! — зарыдала женщина. — Приходила в наш дом. А потом стравила их! Я ведь думала, что она… — уже сквозь рыдания Митар услышал слово, от которого застучало в висках, — не такая… Лицемерная тварь.

— Расскажите подробнее, — попросил осторожно, с трудом сдерживая нахлынувшее волнение.

— Раньше почти каждые праздные вечера они втроем приходили к нам. Эта Сьези даже нравилась мне. Но я всегда твердила Веску, что подобные ей да из родовитых фамилий, не для таких, как мы. Мы ведь простые зажиточные торговцы. Веек это и сам понимал. Но упорно доказывал, что она особенная.

— Вы упомянули, что раньше. А потом…

— Да, — перебила женщина, торопясь рассказать все, что знает, пока не указали на дверь. — После смерти Сонезы они перестали приходить.

— Почему?

— Не знаю.

— А вы знали Ивет?

— Видела раз, — прикусила губу мадам Дорель. — И попросила Веска больше не приходить с нею.

— Мне, правда, интересно: почему?

— Она показалась мне завистливой, недоброй.

— А как к ней относилась Сьези?! — насторожился Митар.

— Не замечала. От чего Сонеза бесилась.

— Тогда почему терпела ее и позволяла быть рядом?

Женщина вздохнула.