– Славный отпрыск старого ствола, – проговорил ее отец и, улыбнувшись сэру Гриффину, приподнял бокал. – Ты вырастил отличного парня, братишка. Настоящего бойца.

Грейс, однако, прекрасно помнила слова Колина о том, как он относится к морским сражениям. И для нее не имели значения его боевые качества, ей просто хотелось, чтобы он поскорее вернулся домой.

Август 1834 года

По дороге к Арбор-Хаусу

– Ну, если ты не влюбишься в Лили, – с усмешкой произнес Фред, – ты станешь единственным на многие мили в округе, кто этого избежал.

– Ей вроде бы еще нет и шестнадцати? – предположил Колин.

– Ей пятнадцать, как и мне. Но этим летом она уже блистала у нас в Бате, кокетничая с каждым, на ком надеты бриджи.

– Но ты ведь надеешься, что Лили тебя дождется?

Фред нахмурился.

– На мой взгляд, она по-прежнему несносна. Мне больше нравится Грейс, но та старше меня.

Солнечные лучи, проникающие в карету через окошко, освещали лицо и пышные вьющиеся волосы брата, и Колин подумал, что со временем, по мере взросления, тот будет вызывать такое же восхищение, как и Лили.

Хотя самому Фреду это и даром не нужно. Ему хотелось стать астрономом, и поскольку их родители, в отличие от других, никогда не принуждали свое потомство к усердной учебе, все свободное время Фред посвящал наблюдению за движением планет и подобным изысканиям.

– Что еще произошло дома? – поинтересовался Колин, откинувшись в угол кареты. Его радовала перспектива провести несколько дней в Арбор-Хаусе.

– Да, в общем, ничего, – ответил Фред и перевернул очередную страницу книги. – Аластер в декабре выставил себя ради Лили дураком, хотя она не обращает на него ни малейшего внимания. Он уже не первый год безнадежно в нее влюблен. Печально на него смотреть.

– Я с трудом представляю Лили такой уж отъявленной сердцеедкой, – сказал Колин.

– По словам папы, она самая коварная кокетка во всей нашей округе. Хотя он относится к ней с большой симпатией.

– В самом деле?

– Она всем нравится. – Фред на пару секунд задумался. – Думаю, это оттого, что она хорошенькая… И кроме того, с ней в общем-то приятно вести беседу.

– Ты весьма проницателен… И этого достаточно, чтобы молодые повесы, увидев ее, теряли голову?

Фред округлил глаза.

– Она герцогская дочь, к тому же всем известно, что за ней куча пиратского золота в качестве приданого. Ну а формы у нее поэффектнее, чем у многих девиц того же возраста.

– Да, этого достаточно.

– Она наверняка заинтересуется тобой. Как очередным вызовом своим возможностям.

– В каком смысле?

– В самом простом. На светских сборищах она, образно говоря, выстраивает своих поклонников в линию и сшибает их, как кегли. Ты этот год отсутствовал, поэтому тебя она еще не сшибала. Полагаю, ты потеряешь от нее голову в первый же день.

– Но если тебя сия участь миновала, почему это должно случиться со мной?

– Все зависит от способности постоянно помнить о ее истинной сущности. Я этого никогда не забываю.

– И какова же ее сущность?

– Нечто отвратительно-ужасное. Что-то вроде лягушачьей икры.

– Ясно, – кивнул Колин. – Но она вполне могла измениться к лучшему.

– Нет, – мрачно возразил Фред. – С ней никогда не понятно, с кем говоришь на самом деле. Вот увидишь… Лили кажется сладенькой, как пирожное, а внутри… лягушачья икра.

– Тебе действительно всего лишь пятнадцать лет? – спросил Колин после нескольких минут общения с очаровательной юной леди, обладающей элегантностью своей матери и походящей чертами лица на отца. – И ты на самом деле Лили?

Она обожгла его взглядом. На что Колин, успевший, как молодой офицер, повидать немало сверкающих дамских глаз, лишь улыбнулся, и кузина в конце концов рассмеялась.

– Расслабься, – посоветовал он, догадываясь о ее мысленных комментариях. – Я знаю, ты видишь себя первейшей невестой на брачном рынке, но я в этом не участвую.

Личико Лили, озаренное естественной, без всякого кокетства, улыбкой, стало еще очаровательнее, так что Колин даже ощутил некоторое влечение к ней.

– У меня это еще впереди, – доверительно сказала она. – В этом году мама позволила мне лишь выборочно появляться в обществе, но уже весной меня ждет настоящий дебют.

– В Лондоне?

– Разумеется… Грейс тоже предстоит первый выход, поскольку она еще не дебютировала. Мама откроет для посещений наш городской дом, и в честь нас обеих будет устроен большой бал…

Лили продолжала щебетать, но Колин ее почти не слушал. Он просто наслаждался звучанием английской речи. Здешняя жизнь была так далека от того мира, где клубится пороховой дым, а палубы обильно политы кровью…

Встряхнувшись, он постарался взять себя в руки. По какой-то причине в этом году, ступив на берег, он не сумел оставить воспоминания о сражениях за спиной, на борту своего корабля. Но он должен взбодриться и быть мужчиной.

– Ну ладно, – произнесла Лили, взяв его под руку. – Как вижу, ты меня совсем не слушаешь.

– Извини, – отозвался Колин, понимая, что, возможно, пропустил много интересного. Улыбка кузины была столь озорной и в то же время такой очаровательной, что он тоже невольно улыбнулся.

– Ты, вероятно, находишь меня ужасно скучной, да и как может быть иначе?

– Я нахожу тебя восхитительной.

– Да ладно! – засмеялась Лили. – Ты, конечно, мог бы стать моим первым поклонником в униформе, но полагаю, что весной мне подвернутся и другие. Надо же, уже лейтенант!.. Мы все очень впечатлены. Папа говорит, что такими темпами ты можешь стать адмиралом еще до тридцати.

Колин заставил себя улыбнуться.

– Я что-то нигде не вижу Грейс. Она к нам присоединится?

– Она сейчас, наверное, у озера, – предположила Лили. – И возможно, пишет тебе письмо. Сходи проведай ее.

Грейс действительно находилась около озера, сидя под ивой и работая над портретом своего брата Брандона. Она слышала приветственные возгласы и прочий шум, доносившиеся со стороны дома, но своего места не покинула. При обилии визитеров, в том числе и детворы, здесь часто случалась какая-нибудь суматоха.

Недавно она обнаружила, что крохотные красные точки, поставленные в разных местах холста, придают изображению, даже небольшому, определенную глубину. Она заметила их, разглядывая с очень близкого расстояния портрет кисти Ганса Гольбейна, висящий в их домашней галерее.

На картине мастера был изображен один из их предков, напыщенный и разряженный герцог, на ее же творении – шаловливый мальчишка, но эффект получался сходным.