Когда мы выкатили «Егерь», то поставили его так, чтобы он мог разгоняться почти по ровной поверхности. Эта поверхность тянулась немногим больше, чем на сотню метров, как я проверил по дальномеру прицела на своем пистолете-пулемете.

– Дистанция разгона на взлете? – спросил я.

– При полном безветрии – до сотни метров. Сейчас ветер встречный, хватит и половины даже с перегрузом. «Егерь» терпит боковой ветер до скорости шесть метров в секунду. А вообще полеты совершаются даже при ветре пятнадцать метров в секунду. В штормовых условиях. Но тогда летают только асы…

– То есть, когда уже ни самолеты, ни вертолеты не летают?

– Да.

– Вот бы нам сейчас такой…

– Командир, я еще далеко не ас.

– Обстоятельства заставят, станешь асом. Я тоже никогда не совершал посадку вертолета на авторотации. Но пришлось – и сделал. И ты – придется лететь, полетишь и в шторм.

– А что, управление здесь простое, я бы согласился попробовать, – заявил Сережа.

– Управление простое… Почему же тогда автожиры не ставят на вооружение армии? Хотя бы в спецназ.

– В нашу армию – не ставят. В китайской, к примеру, они служат. А китайцы далеко не дураки. Они знают, что армии нужно. Я слышал, что сейчас в Ваханском коридоре в Афганистане[21] летает целый полк китайских автожиров. Уйгур с воздуха бьют, которые ИГИЛ присягнули и в Афган сбежали.

Тем временем «Егерь» начал разгон, но взлететь не мог долго, только метров через восемьдесят оторвал колеса от земли.

– Ну да, конечно, – сам себе сказал старший лейтенант Логунов. – Я думаю, взлетать не хочет. Но ведь раньше я один летал или с инструктором. А теперь нас трое. Вы вдвоем с Аграриевым килограммов сто шестьдесят весите…

* * *

Что мне сразу в автожире понравилось, так это возможность визуального контроля уровня топлива. Прозрачная трубка выходила прями в салон, и пилоту легко было посмотреть, сколько топлива у него в наличии. Не требовалось ориентироваться на показания приборов, которые даже в автомобиле часто врут.

Мы уже находились где-то в Ставропольском крае, когда старший лейтенант Логунов сообщил:

– Здесь место для посадки есть. А дальше будет или не будет, неизвестно.

Я посмотрел в навигатор своего «планшетника». Хотя карта там была подробная, топографическая, она не давала представления о том, пригодны ли поля и луга, что лежали впереди, для посадки. На карте вполне могла выглядеть степной равниной обычная пашня. А совершить посадку на пашне может, пожалуй, только автожир с тракторными колесами. Да и в этом случае посадка может оказаться рискованной.

– Лететь устал? – спросил я.

– Хуже. Бензин не совсем на исходе, но лучше долить, – Сережа пальцем показал на прозрачную трубку, на которую обращал мое внимание еще раньше. – Сядем, канистру зальем и дальше двинемся…

– Дашь покататься? – попросил я.

– Хочешь, командир, попробовать посадку совершить? Как на вертолете во время обучения? У нас Аграриев не вылетит из своей коробки? А то потеряем коллегу…

Значит, если я не сообщал, как учился, то об этом рассказал ему Аграриев. Иначе откуда Сережа мог знать такие подробности. Не от Самокатовой же.

Сережа не проявлял желания стать инструктором летного дела. Я, впрочем, и не настаивал. Хотя время свободное у нас было, и его как-то следовало убивать. Но лучше убивать время, чем живых людей.

Примерно в это же время мне на трубку позвонили с неизвестного номера. Я почему-то подумал, что звонит жена, хотя она моего нового номера не знала, но пути разведки не публикуются в прессе, их не знает никто, и в батальоне какими-то путями могли уже узнать и этот номер, а потом передать жене, чтобы со мной связалась. Но я ответил, на всякий случай, аккуратно, себя не называя:

– Слушаю вас внимательно…

– Макс Викторович, – я узнал голос подполковника Желтонова, на голос моей жены совершенно не похожий. – Меня тут спрашивают, что на дороге случилось? Как погиб Гази-Магомед, кто убил его и Садыка?

– Напали люди в форме спецназа полиции. Мы их перебили, когда они открыли нашу машину, чтобы перегрузить коньяк в другую фуру. Простые грабители. Сами мы изнутри выйти не могли. И не могли им помешать убивать водителей. Мы просто не успели. Когда вышли, водители уже были ранены. Смертельно…

– Понял. Я примерно это и предполагал. Но в полиции всю вину пытаются переложить на вас. То есть на вас пытаются «повесить» еще кучу смертей. В том числе и смерть водителей. Это одна из версий. Есть еще версия, что напали обычные исламисты, которые коньяком брезгуют. Им спиртное потреблять Коран не велит.

– Бандитов в ментовской форме или настоящих ментов, не знаю уж, кто напал, мы перебили. Относительно водителей – это не наша работа. Но вопрос разрешить просто. Нож оставался в животе Гази-Магомеда. На рукоятке наверняка есть отпечатки пальцев. Следует снять отпечатки пальцев с рук всех убитых бандитов.

– Мне не говорили ни о каком ноже, найденном на месте бойни…

– Там был нож. Я не стал вытаскивать его, потому что сам Гази-Магомед еще был жив, а после извлечения ножа моментально началось бы внутреннее кровоизлияние. Нож можно извлекать только в операционной…

– Видимо, менты, что были на месте, почувствовали себя хирургами, – сделал категоричный вывод подполковник. – Вы летите или едете?

– Летим, – я не стал сообщать подробности. Все-таки мы пользовались открытой связью, и ни к чему было упоминать Ставропольский край, чтобы не привлечь внимание своих преследователей. Руки у них, как я уже понял, длинные, а возможности большие. Звонок подполковника, даже если он пользовался солдатской «симкой», был делом рискованным, так как у меня не было гарантии, что мой номер не выудили у майора Гребенщикова. Майор вообще-то по профессии своей умеет тайну хранить. Но и подполковник ФСБ Саенков умеет быть хитрым и ловким.