и ударила. Эльза упала и потеряла сознание. Я сказала, что это она сама, сама упала. Зачем я так? Эльза, прости, прости, я не хотела. Я украла у соседки цыплёнка, такого маленького, хорошенького, а все решили, что это был Людвиг. Прости, Людвиг, я так любила тебя, но не спасла, когда тебя начали сечь. Они высекли тебя, Людвиг, а должны были высечь меня, слышишь, меня! Мне теперь страшно, страшнее, чем когда-либо, кто-нибудь, спасите меня! Спасите! Зачем я так жила? Почему я не смогла быть лучше? Почему, Людвиг, мой милый Людвиг? Ты знал, что я во всём виновата, но никому не сказал, мой милый, никому. А тебя больше не увидела и не попросила прощения. Прости же меня! Прости!»

Слёзы огненными ручьями текли из глаз Марты на подушку, обжигая ей лицо, которое побагровело от рыданий. Ей было страшно и горько оттого, что больше она ничего не сможет исправить в своей ушедшей жизни.

Тут за дверью скрипнула половица. Марте показалось, что кто-то стоит в шаге от её комнаты и чего-то тихо ждёт, не решаясь постучаться или войти. Страх тут же куда-то исчез. Женщина откинула одеяло, вытерла остатки солёных слёз со щёк, всхлипнула и снова прислушалась. Тишина была такая, что резало уши, казалось всё застыло, включая само время. Однако как только Марта решила, что в коридоре никого нет, половица опять скрипнула, на этот раз отчётливо и громко. Марта встала и, как была в ночной рубашке, тихо и медленно пошла к двери своей комнаты, настороженно вслушиваясь в ночной эфир. «Наверно это Альфред или Борис услышали мой плач, и пришли проверить, всё ли со мной в прядке, — решила она. — Что ж, вроде всё спокойно, я просто слишком устала, вот и всё».

— Борис, это ты? — спросила Марта слабым голосом, походя к двери.

Ответом было молчание. Она сделала шаг назад, но тут же дверь её комнаты распахнулась, и женщина застыла от ужаса, не в силах даже кричать. Последнее, что увидели её широко раскрытые глаза, были два белых острых клыка и огненные глаза демона, вспыхнувшие во мраке хищной злобой.

И вот оборвалась жизнь человеческая, оборвалась, не нарушив ничьего сна. Замок стоял тихо и угрюмо, не отличимый в ночи от окружавшего его пейзажа. И в нём все спали спокойным и крепким сном, и тоже без снов. Однако сон бедного Антона Сергеевича к середине ночи стал совсем плох. Он мучился, тяжело дышал, его бросало то в жар то в холод, какие-то голубоватые круги плыли у него перед глазами. Но вот холодный пот прошиб его с головы до пят, дыхание стало прерывистым и неровным, а сердце застучало в висках. «Марина», — позвал он дрожащим голосом, но никто ему не ответил. «Марина, это ты?» — повторил он, но и на этот раз ответом стала тишина. «Не может быть, я же тебя…» — произнёс Антон Сергеевич едва слышно и начал задыхаться. Он почувствовал, словно кто-то насел на него всем телом, холодные пальцы сдавили горло, и послышался негромкий девичий смех, похожий на шипение. Антон Сергеевич попытался дёрнуться и вскрикнуть, но стальные руки не пускали его. Понимая, что он вот-вот задохнётся, Миндальский рванулся из последних сил и кубарем скатился с постели на пол. Моментально вскочив на ноги, он закричал и стал бегать по комнате, размахивая руками, точно собирался поймать своего невидимого душителя. Но комната оказалась пуста, лишь он стоял посреди неё в одной ночной сорочке, поглаживая лысую голову. Осознав это, он кинулся к двери, выбежал в коридор, но и там никого не было. Тишина стояла гробовая, даже ветер стих, и шорох листьев был бы слышен за несколько сот метров, но не было и шорохов. Антон Сергеевич зажёг свечку и несколько раз прошёл мимо своей комнаты, обошёл несколько пустовавших покоев по соседству и решил вернуться к себе в комнату. Но проходя мимо старинного зеркала в золочёной раме, он вдруг замер и побелел как полотно. На него в упор из зазеркалья смотрела хорошенькая барышня, лет не более двадцати пяти. Антон Сергеевич зажмурился, ожидая, что снова его горло сдавят холодные тиски рук, но, открыв глаза, обнаружил, что видение исчезло, в зеркале был только он, озаряемый рыжим пламенем свечи. Господин Миндальский настолько хотел спать, что уже не осознавал, бодрствует он, или это зловещий ночной кошмар смущает его разум. С трудом, пошатываясь, как при качке на корабле, он дошёл до своей постели, задул свечу и упал без чувств на мягкую перину.

Он спал, и виделся ему странный сон, будто он ехал в экипаже со свадьбы, а рядом с ним сидела молодая невеста, которую, как ему казалось, звали Марина Ильинична. Но зато Антон Сергеевич точно помнил, что за ней было дано семьдесят тысяч приданого. Конечно, девушка не очень хотела выходить за него замуж, и даже минуту раздумывала перед тем, как ответить священнику «да», но разве Марине Ильиничне будет плохо жить у него? Всю первую неделю брака Марина держалась, но потом отчего-то затосковала. Она надолго уходила гулять по бульвару, чему Антон Сергеевич откровенно не был рад. Он стал запрещать ей долгие прогулки в одиночестве, ведь он подозревал, что у него появился молодой соперник. Как же эта своенравная Марина Ильинична мучила его бесконечными поводами для ревности, своим непостоянством во всём! Она просто извела господина Миндальского бунтарскими выходками, делая всё наперекор его разумной воли. Вдобавок объявился некий родственник молодой госпожи Миндальской, который совсем подорвал здоровье Антона Сергеевича, настаивая, что брак незаконен и его немедленно следует расторгнуть. Он грозил ему судом и тем, что у него большие связи, так что несчастный фабрикант просто был вынужден позвать жандармов, которые вежливо выпроводили господина, и больше тот не показывался. С тех пор Марина Ильинична совсем зачахла, перестала разговаривать с законным супругом, тем самым немало доставляя ему переживаний. Она часто глядела на улицу, стараясь отыскать взглядом кого-то из своих прежних знакомых. Она ждала, что хоть один человек придёт и освободит её из этого плена, который был для неё невыносим. Но никто не приходил, ибо Антон Сергеевич вёл жизнь почти отшельническую, и общался только с теми, с кем у него были дела. Но вот повадился к нему в дом ходить один молодой адвокат. Это хитрый лис придумывал каждый раз новые и новые предлоги, чтобы добиться аудиенции у господина Миндальского. Более того, этот дурной человек очаровал жену Антона Сергеевича, так что та всякий раз, когда