видела этого адвоката, расцветала, подобно пустынному оазису после дождя. Она потеряла всякий стыд, так что осмеливалась даже в присутствии мужа разговаривать с этим франтом, а тот с огромным удовольствием поддерживал эти разговоры.

Но стоило Антону Сергеевичу упрекнуть благоверную в недостойном поведении, как та ответила резко и гордо, что ежели её муж не даёт ей свободу, она вольна сама уйти куда пожелает. Не помня себя от гнева, старый фабрикант замахнулся на неё, но Марина Ильинична остановила его фразой, что если он хоть пальцем посмеет её тронуть, то головы ему уже не сносить. Слова жены прозвучали так чётко и убедительно, что господин Миндальский всерьёз испугался. Он не хотел терять своего сокровища, соей молодой супруги. У него не было выхода, ведь если бы Марина сбежала от него, что говорили бы о нём в городе, деловых кругах, что бы говорили аристократы и другие почтенные уважаемые всеми люди? Нет, на это он не мог пойти, зато способен был придумать кое-что другое. В ту же ночь он вошёл к ней в спальню. Марина лежала неподвижно, сон её был безмятежен и прекрасен. Она казалась похожей на ангела, каштановые волосы были распущены и покрывали всю подушку, на которой покоилась её прелестная головка. Как чувственно вздымалась грудь его жены, как от неё веяло теплом, как приятно пахло тонким ароматом изысканных духов. Антон Сергеевич невольно залюбовался ею, она казалась ему Афродитой, сошедшей с Олимпа на грешную землю. Но чем больше она привлекала его, тем чётче он понимал, что Марина не должна достаться кому-то ещё, кроме него. Старик взял в руки подушку, подкрался к своей жене и, в последний раз взглянув на её нежное, полное жизни тело, накрыл лицо несчастной. Марина вздрогнула, попыталась подняться, но не смогла и через какое-то время обмякла, навеки перестав дышать. Убийца посмотрел на неё, поцеловал в лоб и вышел из комнаты.

На следующий день безутешный вдовец обвинил молодого адвоката в том, что из-за него слабое сердце госпожи Миндальской не выдержало и остановилось. И никто не посмел усомниться в словах Антона Сергеевича, хотя он и не смог доказать, что виновником смерти его супруги стал молодой любовник. Однако, слухи, страшные и нелепые, сделали своё дело: этот адвокат лишился своего места, потерял все средства к существованию и вынужден был покинуть город, так как приличные люди не хотели даже пускать его на порог. Слава коварного прелюбодея навсегда очернила репутацию этого человека.

Такой сон промелькнул в голове хлопкового фабриканта и текстильного промышленника, ничуть не устрашив и не потревожив. Наверно, Антон Сергеевич был уверен, что никогда не умрёт и не будет отвечать перед Всевышним на Страшном Суде за свои деяния. Да, он погубил много людей, не только свою жену и несчастного адвоката, но десятки других, зато стал несметно богат, как многие полагали. Но деньги никогда не могли насытить человеческой жадности, и даже на закате лет ему хотелось преумножать богатство, чего бы то ему ни стоило. Он не знал, зачем ему столько средств, которые он не тратил, а после него тратить было некому. Он просто собирал деньги, ведь они делали его могущественным и уважаемым, и даже те, кто его искренне ненавидел, с радушием, хотя и фальшивым, принимали его у себя, кормили и поили. Эти люди надеясь, что когда-нибудь он замолвит за них словечко перед кем-то столь же важным, сколь и он. Но надежды были напрасны, ведь даже на себя господин Миндальский жалел потратить лишний медный грош. Его жизнь была отвратительна, как и он сам, и чем старше он становился, тем больше его не любили, но тем сильнее старались ему угодить. Он очень сильно боялся всех тех людей, которые его окружали, поэтому почти всегда был один, иногда, правда, навещал двоюродного брата, единственного человека, не завидовавшего ему. С кузеном он мог долго беседовать, спорить, даже браниться, но он ясно знал, что это единственный дом, где с ним откровенны и честны.

Но вот ночь начала сменяться днём. Облака становились светлее, в деревне пропел петух. Пропел, но не разогнал тех злых духов, что наводнили окрестности. Да и куда могли уйти эти ожившие мертвецы от тех, по чьей вине они застряли между миром живых и загробным царством. Лес был всё так же тих, только вода мелодично журчала, струясь ручейком по камням на дне глубокого оврага. Утро было хмурым и туманным, но дождя не намечалось, и охота обязательно должна была состояться. Конечно, покойный владелец земель Уилсон Холла был бы против этого, имея свои основания для запретов, но кто теперь его стал бы спрашивать? Клара Генриховна никогда не прислушивалась к мнениям мужа, так что времена одних строгих правил сменились временами других, ещё более жёстких и странных.

В уютной неге отступающих сумерек между развалинами степенно прошла фигура высокого мужчины в чёрной мантии. Этот господин поднялся на холм, оглядел осенний пейзаж и скрылся в старой часовне. Следом за ним промелькнула фигура горбуна и тоже скрылась из виду между высокими стволами нагих дубов и могучих елей, покрывшихся синеватым инеем. Рассвет становился заметнее, но солнца в то утро никто не увидел, так как капризное светило отгородилось от чумазой земли, покрытой шрамами раскисших дорог, плотным саваном унылых облаков.

Глава VI

Пока леди и джентльмены нежились в постелях, не желая вылезать из-под тёплого мягкого одеяла, слуги давно уже поднялись, приготавливая всё, что нужно для господской охоты. Покойный хозяин держал прекрасных лошадей, они были его страстью, и все соседи завидовали ему, когда он разъезжал по окрестностям на великолепном испанце гнедого окраса, благородно вскидывавшего свои ровные поджарые ноги. Не смотря на то, что господин Уилсон не любил охоту, он так же держал прекрасных гончих, объясняя это тем, что все его предки держали породистых собак, и он не хотел нарушать славных традиций своего рода. Иногда он лично возился со щенками борзых, натаскивая их на зверя. Порой Михаил Эдуардович брал с собой ружьё и выезжал в сторону развалин, живописно раскинувшихся во мраке лесной чащи. Однако возвращался он всегда с пустым ягдташем, не истратив ни одного патрона. При этом он становился угрюм и печален, и до середины следующего дня никто не мог развлечь этой странной грусти. Слуги, делавшие в то утро все охотничьи приготовления, воспряли духом, им показалось, что они готовят лошадей и собак для своего прежнего хозяина. И действительно, старый генерал напоминал