и новые вопросы, побуждая меня подробно рассказывать о вещах, которые, как я знала, ему были безразличны. Но я все равно говорила, говорила и говорила, с удовольствием делясь идеями, которые постоянно крутились у меня в голове. Я не знала, что говорит о моей жизни тот факт, что кто-то проявляет ко мне интерес, но это было необычно.

Когда я была уже близка к тому, чтобы наесться до отвала, я отодвинула свою тарелку.

Максимо уже доедал свой ужин, включая стручковую фасоль. Он указал на нетронутую еду на моей тарелке.

— Ешь.

— Я оставлю место для десерта.

— Ты не можешь поужинать только макаронами с сыром.

— Я также ела салат.

— Лишь чернику и фету.

Я пожала плечами.

— Все равно полезно.

Его челюсть сжалась, когда он провел по ней татуированной рукой, но ничего не сказал.

Прошло несколько минут тягостного молчания, прежде чем Фредди вышел убрать тарелки.

— Ты превзошел самого себя, — сказала я ему.

Он глубоко вдохнул от комплимента.

— Просто подожди, chéri (прим. пер. — дорогая), — сказал он, подмигнув.

— Фредди, — прорычал Максимо.

Но мужчина никак не отреагировал.

— Скоро вернусь.

Когда Фредди ушел с нашими тарелками, я пересела на свое место так, чтобы оказаться лицом к лицу с Максимо.

— Ты всегда так произносишь имена людей?

— Как?

— Как будто ты их предупреждаешь.

Он пожал плечами.

— Обычно да.

— Думаю, я тоже начну так произносить твое имя.

— Я бы хотел это услышать.

Я не успела попробовать, как вошел Фредди с чистыми тарелками, вилками и большим ножом. Он снова ушел, а потом вернулся с тортом, усыпанным таким количеством посыпок, что я не могла разглядеть под ними глазурь. Он поставил передо мной торт-башню и зажег высокие розовые свечи.

— Загадай желание.

Я не стала этого делать, но задула свечи, чтобы мы могли поспешить к самому интересному.

Фредди нарезал эту красоту, положив на мою тарелку внушительный кусок. Как и снаружи, внутри было столько посыпки, что начинки почти не было видно.

— Ты приготовил мне торт фанфетти, — я усмехнулась. — Я думала, это оскорбление для тортов.

— Так и есть. Но я сделал его сам, так что он не такой уж плохой. Наверное.

Я взяла вилку и наколола огромный кусок, заметив, что Фредди ушел, а Максимо не стал есть. Сглотнув, я спросила:

— Ты не любишь торт?

— Нет.

— Это безумие. Кто не любит торт?

Он ухмыльнулся.

— Я не люблю большинство десертов.

Он не перекусывает. Ему не нравится большинство сладостей. Но он ест зеленую фасоль.

Чудак.

Фредди вернулся, чтобы передать Максимо чашку черного кофе.

— Можно и мне? — спросила я Фредди, но ответил Максимо.

— Уже слишком поздно, чтобы пить кофе.

Я думала, что Фредди пожмет плечами или закатит глаза, но он не выглядел удивленным отказом Максимо.

— Еще не так поздно, — возразила я, когда Фредди ушел.

— Это так.

— Тогда почему ты пьешь?

Он отпил из чашки, как бы дразня.

— Потому что я могу.

Я нахмурилась.

— Сейчас уже семь, — он бросил на меня пристальный взгляд. — Что случится, если ты выпьешь кофе так поздно?

— Ничего, — солгала я.

— Джульетта.

— Максимо, — ответила я с тем же драматическим предупреждением.

Он не выглядел забавным, глядя на меня.

— Я бы не смогла уснуть, — нехотя признала я.

Максимо ухмыльнулся, и его глупое красивое лицо стало еще более красивым.

— Именно так.

— Это часть твоей… игры? — импульсивно спросила я, и тут же пожалела, что не могу отмотать время назад и забрать свои слова.

— Да, — просто ответил он.

И хотя я жалела, что неловко затронула эту тему, я поймала себя на мысли, что разочарована, что он не стал развивать свою мысль.

Я ковырялась в изумительном торте, который не сравнится ни с одним покупным, но мои мысли были заняты тем, что я прочитала в Интернете.

Вопросы вертелись у меня в голове и на языке, пока я не смогла их удержать.

— Итак, твоя тема… — на его поднятую бровь я добавила: — Папочка.

— Что с ней?

— Это просто ласковое обращение, которым ты любишь, чтобы тебя называли?

Он странно посмотрел на меня.

— Нет.

Я ждала, что он расскажет подробнее, но он и в этот раз не стал.

В его темных глазах появился блеск предвкушения и удовольствия, и у меня возникло ощущение, что ему нравится мучить меня догадками.

Поскольку я была слишком любопытна, чтобы отступать, я так и поступила.

— Это что-то вроде “сахарный папочка”?

— Мне не нужно платить за свидание.

Значит, это действительно фетиш, но насколько экстремально он это делает?

Я перешла к своим решающим вопросам:

— Тебе нравятся взрослые игры?

Он застыл с чашкой у рта.

— Что ты знаешь о взрослых играх, маленькая голубка?

— Я провела небольшую проверку, — призналась я.

Его глаза вспыхнули, но он покачал головой.

— Нет, я не занимаюсь взрослыми играми. Я знаю людей, которые занимаются, но это не для меня.

— А как насчет унижения?

— Это не мои личные предпочтения, но я могу таковым быть. Ты бы этого хотела?

Я быстро покачала головой.

— Я даже не могу смотреть на это в Интернете. Я чувствую неловкость.

— Принято к сведению.

Возможно, мне не следовало признаваться в этом.

— Но тебе нравится указывать своему партнеру, что делать? — спросила я.

Он внимательно изучал меня.

— Да.

Я задумалась о том, что читала в Интернете и в художественной литературе.

— Почему тебе это нравится?

— Ты спрашиваешь, было ли что-то, что сформировало мои предпочтения? — на мой кивок он ответил: — Нет. Здесь нет трагической предыстории. Никаких необычных рассуждений. Мне нравится контроль во всех сферах моей жизни. Это то, что я всегда предпочитал, и то, кем я всегда был. Все просто.

Ничего в этом не кажется простым.

— Есть ли правила и контракт? — спросила я.

— Правила есть, но мне не хочется тратить время и силы на составление дурацкого контракта, который не стоит бумаги, на которой напечатан. Мы будем общаться, как в любых других отношениях.

Я покрутила вилку взад-вперед, нажимая зубцами на крошки торта, собираясь с духом.

— Ты, эмм, делишься или одалживаешь свою пар…

— Нет, блядь, — глаза Максимо вспыхнули, и он уставился на меня напряженным взглядом. — Если ты моя, то ты моя.

Все это было хорошо, но это не означало, что не было дюжины других женщин, преданных ему, пока он чередовал их.

Я сглотнула.

— А ты…

— Каждая чертова часть меня — твоя.

Мне пришлось заставить себя дышать, не обращая внимания на стук в груди и пульсацию клитора.

Максимо, должно быть, не понял напряжения, охватившего мое тело, потому что выражение его лица