Виталий сердито тряхнул головой.

– А они мне нужны – шансы эти? – громко спросил он у своего отражения. – Куда мысль-то занесла? При чем тут Рыженко?

Отражение, само собой, промолчало. А вот внутренний голос Виталия Николаевича вполне внятно ответил: шансы – нужны, а Рыженко – при том.

Пить расхотелось. Болезненно и остро захотелось выглядеть так же хорошо, как раньше, захотелось вернуть себе вид успешного, здорового, состоявшегося в профессии и состоятельного мужчины. И еще захотелось семьи, уюта, тепла, нежности, дружбы – всего того, что было в его браке с Милой и чего он в одночасье лишился.

Виталий и Мила жили дружно, в 1998 году, когда им было по 28 лет, родился сын, которого оба обожали. Мила, несмотря на внешнюю привлекательность, себя соблюдала, хотя поклонников было всегда много. Она ни разу за 17 лет не изменила Виталию, хранила ему верность и искренне любила. А поскольку он был умным и осторожным, то никогда не давал ей повода сомневаться в его верности и что-то подозревать. Она прожила 17 лет в убеждении, что у нее необыкновенно счастливый брак, что муж ей верен и она проживет с ним долго и счастливо и, как в новеллах Грина, они умрут в один день.

За 17 лет Виталий не узнал свою жену лучше, чем знал ее в первый год супружества. Мила всегда и во всем поддерживала его и была надежной опорой при принятии любых решений, понимала его и никогда не осуждала. Так было в самом начале, когда она пылала влюбленностью, и Виталий наивно полагал, что так будет всегда. Когда закончился суд над скинхедами и он узнал о том, что его дочь убита тем человеком, оправдания которого он сумел добиться, Виталий впал в депрессию. Мила это сразу же заметила и стала с тревогой спрашивать, что случилось. Он какое-то время отмалчивался, потом решил все ей рассказать, полагаясь на свое убеждение в том, что она всегда его поддержит и все простит, как это было раньше, когда они оба смотрели в одну сторону и у них были одинаковые желания и потребности. Ему даже в голову не приходило, что за эти годы Мила могла как-то измениться, и если 17 лет назад они были совершенно одинаковыми, то теперь, возможно, все и не так.

Оно и оказалось не так. Для Милы известие о том, что 15 лет назад муж ей изменил и на стороне родился ребенок, стало убийственным. Она-то была уверена в его верности! А он оказался обманщиком, да еще к тому же человеком, который мог сунуть женщине деньги на аборт и забыть о ней навсегда. Если двадцатипятилетней Миле это могло бы показаться нормальным, то сорокалетней Людмиле Эдуардовне это показалось отвратительным. Она немедленно ушла от Виталия, забрав сына.

Дом опустел. И появился холод, широкой тонкой полосой тянущийся бог весть откуда и вымораживающий душу.

Тогда, год назад, Виталию было не до самоанализа, он хотел только забыться и согреться. А сейчас, вспоминая свой развод, он думал о том, что при своей профессии, предполагающей постоянное общение, он так и не научился разбираться в людях. Допустил ужасную ошибку с Гаянэ, но это по молодости. А с Милой он ошибся, уже будучи зрелым человеком. Вот и в Рыженко не разобрался, а она на самом деле совсем не такая, как он думал. Рассказав ей о том, что случилось с ним год назад, он был на двести процентов уверен, что Надежда Игоревна начнет поучать его и говорить, что он получил по заслугам, и был готов все это выслушать. А она… До конца поездки говорила о чем-то совершенно постороннем, не имеющем отношения ни к его рассказу, ни к делу Аверкиной, и голос ее при этом звучал мягко и негромко, и не было в нем того холода, который он уже привык слышать, когда приходил к ней. Сидя рядом с ним в машине, она не была бой-бабой, упертой и непробиваемой, она была красивой женщиной, его ровесницей, которая пытается отвлечь его от горьких мыслей, сочувствует ему и понимает, как ему хреново. А ведь адвокат Кирган был абсолютно уверен в том, что следователь Рыженко на сочувствие и понимание просто не способна. По определению.

Оперативники ушли, а Надежда Игоревна Рыженко пыталась собраться с мыслями и решить, как вести себя с адвокатом. Ситуация сложилась близкая к критической. Подходил к концу двухмесячный срок, и нужно было либо готовить обвинительное заключение по делу Аверкиной и передавать дело в суд, либо писать руководству ходатайство о продлении сроков производства по делу и получать согласие этого же самого руководства на возбуждение перед судом ходатайства о продлении сроков содержания подследственной Натальи Аверкиной под стражей. Ну, то, что начальство будет задницу морщить, это понятно, Надежде Игоревне не привыкать. А вот как быть со всем остальным?

Остальное – это то, что рассказали только что ушедшие Дзюба и Колосенцев. Поскольку сравнение следов, обнаруженных в квартире Аверкиной, с объектами, полученными при негласном дактилоскопировании, однозначно показало, что следы оставлены одним и тем же человеком, волей-неволей приходится делать вывод: Лариса Скляр побывала в день убийства Кати Аверкиной дома у Катиной сестры, пока та гуляла со своим дружком по торговому центру. В общем-то, если сложить воедино показания Натальи, оперативную информацию и результаты исследований, проведенных по инициативе розыска, то картинка складывается вполне понятная. Наталье звонят и приглашают на консультацию к врачу, которого не существует в природе и который якобы принимает пациентов по вымышленному адресу. Ее выманивают из дома, да так, что потом подтвердить ее алиби будет крайне затруднительно. Лариса Скляр, одетая точно так же, как Наталья, в парике и в темных очках, является к своей подружке Кате, убивает ее на глазах у гуляющих во дворе людей, уверенных, что они видят Катину старшую сестру, забирает деньги, место хранения которых ей отлично известно, переодевается и быстро покидает место происшествия. Едет на квартиру Натальи, открывает дверь изготовленным по слепкам ключом, оставляет взятые у Кати деньги в ящике туалетного столика и исчезает.

Но кроме денег, эта Скляр оставляет на столе счет из клиники. Вот с этим счетом Рыженко допустила очевидный ляп. Хорошо, хоть вовремя спохватилась и назначила экспертизу.

В тот же день она позвонила в клинику, где ей сказали, что доктор Шубарин и его жена до сих пор не вернулись, поскольку доктор серьезно заболел и находится на лечении в Швейцарии, а супруга сидит рядом с ним. Допросить Аллу Шубарину, которая оформляла и выдавала счет, было необходимо. Но как это сделать?

Рыженко перелистала папку, вернулась к более ранним материалам, остановила взгляд на заключении эксперта, которому направили изъятые в квартире Аверкиной денежные купюры в пакете из магазина «Перекресток» вместе с дактилокартой задержанной. На некоторых купюрах выявлены следы, принадлежащие подозреваемой. Следователь вынула протокол допроса Аверкиной. «Вопрос: Как вы объясните наличие следов ваших рук на денежных купюрах? Ответ: Катя показывала мне деньги, это было много раз. В первый раз – когда она их только-только получила, принесла из банка, я вместе с ней ездила, потому что сумма была очень большая, и она боялась. Дома мы их вынули из пакета, рассматривали, удивлялись, радовались. Мы таких денег никогда в жизни не видели. И потом, когда я приходила к Кате, она часто вытаскивала пакет с деньгами, открывала, высыпала пачки на стол или на диван, и мы вместе их перебирали». Пачки. Все правильно. Деньги, полученные в банке, были в пачках, по сто пятитысячных купюр, стало быть, по полмиллиона в пачке. Итого, шестнадцать. Надежда Игоревна снова вернулась к экспертному заключению и начала, загибая пальцы, подсчитывать количество купюр, на которых выявлены следы Натальи Аверкиной. В пакете, найденном при обыске, было четырнадцать пачек и пятитысячные купюры россыпью на сумму… Пришлось заглядывать в протокол обыска: на сумму четыреста двадцать пять тысяч рублей. Одну пачку Катя Аверкина полностью истратила, вторую начала. Если Наталья действительно трогала пачки, перебирала их, то оставляла следы на двух купюрах – верхней и нижней. Стало быть, купюр с ее следами должно быть никак не больше двадцати девяти – по две купюры в каждой из полных четырнадцати пачек и нижняя купюра из пятнадцатой, начатой. Может быть, и меньше, ведь совсем не обязательно, что она прикасалась к каждой пачке. В экспертном заключении перечислены восемнадцать купюр. Это не противоречит показаниям подследственной. А что с пакетом? А вот на пакете ни одного следа Натальи не выявлено. Есть следы нескольких неустановленных лиц, но это и понятно, поскольку пакет из магазина, в нем, вероятнее всего, когда-то принесли продукты, и вообще неизвестно, кто к нему прикасался до того момента, пока Катя Аверкина не положила в него деньги и не спрятала в диван. Следы самой потерпевшей – во множестве, это естественно. И еще есть следы, аналогичные тем, которые обнаружены на файле со счетом, – следы кожаных перчаток. Это не снимает подозрений с Натальи, но все равно как-то глупо… Если она убивает сестру и забирает деньги, то зачем ей трогать пачки голыми руками, а за пакет браться строго в перчатках? А вот если она говорит правду, тогда все сходится: Катя вынимает пакет, вытряхивает из него деньги, Наталья трогает их, перебирает вместе с сестрой, они радуются неожиданному богатству, потом Катя собирает пачки в пакет и снова прячет его. При таком раскладе Наталья действительно к пакету не прикасается, и ее следов на нем быть не должно. Их и нет. А следы погибшей Кати есть.