Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Всё вернулось на круги своя. Вещички он постирал сам, а Вика, не спавшая ночь, была счастлива услышать его голос в телефонной трубке и тут же примчалась в общагу, где они занялись долгоиграющим сексом, которому не могли помешать даже сломанные рёбра. Зинаида Алексеевна делала вид, что ничего не произошло. Только губы поджимала ещё плотнее, да в глазах мелькала неотчётливая издёвка по поводу его внешнего вида. Или ему так казалось?
Прошла весна. Началась и благополучно закончилась сессия. Наступило лето. Они по-прежнему частенько ссорились. И во время этих ссор зачем-то всуе поминали родителей. От Вики доставалось даже Роминой маме, которую она видела всего два раза в жизни, а он, чтобы не отставать и дивясь на самого себя, нелицеприятно отзывался не только о тёще, но и о тесте, которого называл подкаблучником и барышником, намекая, что тот таскает шмотки из-за границы на продажу, хотя, конечно, внутренне тестя любил и не имел ничего против подобного заработка. Разве что ассортимент поменял бы и методы реализации. Но в запале они чего только друг другу не наговорили.
Ссорились они, как и любили, – очень искренне и глубоко. А причиной, по всей видимости, было то, что оба ещё оставались детьми. Детьми, избалованными родительской любовью, привычкой, что мир вращается вокруг них; детьми, не готовыми изо дня в день поступаться собственными желаниями ради другого. Вот в огонь и в воду Ромка пошёл бы ради Вики, не задумываясь, и та, вполне возможно, сиганула бы ради любимого с балкона. Но это в момент экзальтации, когда молодые гормоны бурлят и плавятся, а чувства, густо замешенные на физическом влечении, требуют прорыва, подобно вулканической лаве. Семейная жизнь требовала иного: тихой методичной созидательности, порой жертвенности, готовности отдавать, не прося гарантий возврата. А они пока ещё оставались Ромео и Джульеттой.
Ссоры сменялись бурными примирениями, когда всё вокруг превращалось в праздник. Даже просто совместные походы в магазин за хлебом. Юлька подросла, пыталась ходить и смешно гугукала. Ромке пришло время отправляться на армейские сборы. Очень не хотелось терять лето, а куда деваться? Эксперимент с ботинком решили не повторять.
* * *
И вот он в общем вагоне поезда «Москва – Минск». Странное чувство дежавю не покидает всю дорогу. Подсознательно он ожидает вместо столицы Белоруссии оказаться в Караганде, чтобы дальше разрезать пустыню Бетпак-Дала вплоть до забытой богом станции с ржавой и гнутой табличкой «Сары-Шаган». Всё-таки два года, проведённые на ракетном полигоне, не вырвать из памяти. В вагоне совсем немного однокурсников с их потока, плановиков и кибернетиков плюс целый курс с мехмата – у них была общая военка, и потому общие сборы. Как ни странно, прошедшие армейскую школу более сосредоточенны и настороженны, нежели неслужившие, коих большинство. Последние дурачатся и смеются, поездка представляется им весёлым приключением, а предстоящие полтора месяца – пионерским лагерем. Ромка ловит на себе пристальный взгляд парня с мехмата, явно отдавшего Родине два года. Или три. Тот подсаживается. Они перебрасываются несколькими фразами, как самолёты позывными с землёй «свой-чужой». Сразу всё становится понятно. Гриша – старшина запаса, служил замкомвзвода в Забайкалье. Звание старшины – максимум, до которого может дослужиться срочник. Широкая жёлтая лычка пролегает через весь погон, разрезая его чёрную поверхность посередине и вдоль. Весьма редкое звание в отличие от одноимённой должности, которую обычно занимают уже прапорщики. У Ромки на погоне в своё время красовалась такая же широкая жёлтая лычка, только поперёк – старший сержант, на ступень ниже старшины. Обе лычки предполагают, что за них приходится рвать задницу. Но если старший сержант ещё может обойтись своей собственной, то чтобы стать старшиной – этого мало, и необходимо долго и со вкусом дрючить вверенное подразделение. Одной порванной задницы для длинной толстой лычки недостаточно. Поэтому Ромка довольно осторожно отнёсся к весьма разумному во всех остальных аспектах предложению держаться вместе. Меньше всего хотелось снова участвовать в подковёрных играх, так свойственных закрытым мужским коллективам. Тем более вновь оказаться на командирской должности, когда твои прямые обязанности неизбежно противоречат интересам подчинённых, а соответственно, большинства. В данной ситуации большинство – это однокурсники, а не Средняя Азия и Кавказ, как было у него и про которых комбат сказал ему когда-то: «Тебе с ними детей не крестить!» Нет, он, конечно, ответил Грише согласием, но про себя решил «держаться подальше от начальства, поближе к кухне». Ещё в Москве он договорился с двумя отслужившими однокурсниками, что держатся вместе, спят рядом, ни во что не вмешиваются, по возможности занимаются только спортом и дружно посылают всех на… В общем, посылают.
При этом он с лёгкой усмешкой поглядывал на резвящихся однокурсников, «не нюхавших пороха», понимая в моменте, какая пропасть их разделяет. Опыт – это то, что нельзя потрогать или измерить. Он становится частью тебя, навсегда меняя твою личность. Ты не становишься лучше или хуже, ты становишься другим. Приобретая адаптивность и уверенность в себе, теряя непосредственность и уверенность в себе. Да-да! Уверенность уверенности рознь. До армии Ромка считал, что ему море по колено. В армии понял, чего стоит на самом деле. Это как нож – никогда не поймёшь, насколько он острый, пока пальцем не попробуешь.
На душе было неспокойно. Конечно, полтора месяца – ничего