То есть фактически прибрал бы агентство к рукам.

Нет, он точно держит меня за идиотку…

– Возможно, теперь жена Таирова и не думает о долгих годах жизни.

– Почему?

– Как же? Она потеряла любимого.

– Но ведь у нее ребенок. Его надо вырастить. Все равно надо как-то жить…

– Как вы думаете, почему Лев Таиров исчез?

Кунгуров надрывно вздохнул. Его лицо мрачнело все больше, взгляд потух. Все то, что раньше оставалось незаметным, теряясь в блеске его обаяния и живости, теперь проступило ясно и безжалостно – вертикальные морщины на щеках, глубокие складки у носа и невероятная, выдубленная десятками прожитых лет усталость в глазах.

– Не знаю. – Кунгуров покачал головой. – Жаль парня, безумно жаль. Он не намного старше моего сына.

– Да, Ярослав Алексеевич, вы говорили.

– Варианты самые различные. Несчастный случай. Убийство. Нет, не знаю. Единственно, я исключаю вариант, что Лев сам спланировал свое исчезновение.

Да, уж в этом у него не было никакой необходимости!

– Ладно, Юля, не будем о грустном. Поехали? Уже девять. Поужинаем в ресторане?

Я подскочила с дивана, так и не ставшего сегодня для нас испытательным полигоном. Ужасно боялась в какой-то момент обнаружить себя вдавленной торсом Кунгурова в подушки. Но собеседник, к счастью, решил ограничить себя в удовольствиях – просто подержал меня за колено и пару раз похлопал по джинсовой ляжке. Желтые и зеленые нитки и лохмотья штанов вызвали у него сосредоточенный интерес.

В общем, отделалась легким испугом.

– Ой, нет, Ярослав Алексеевич, извините, но я не могу принять ваше предложение. В другой раз, ладно?

– Почему? – расстроился Кунгуров. – Юля! Лапочка!

Он обиженно выпятил нижнюю губу и вновь стал похож на орангутанга. Весьма симпатичного, надо заметить.

– Нет, никак. У меня еще дела. Мы же еще встретимся? Потом как-нибудь поужинаем, хорошо?..

Когда я покидала бизнес-центр, его коридоры были практически пусты. Несмотря на вечерний час, на улице сияло закатное солнце, ощутимо пригревая.

Да, Кунгуров безупречно владел собой, в любой момент изображая на лице требуемую эмоцию. А мне аудиенция далась нелегко. Я терялась и путалась. В какие-то мгновения, поддаваясь энергии и обаянию противника, забывала о подлой сущности Кунгурова и даже получала удовольствие от его комплиментов и восхищенных взглядов. Потом, вспомнив о главном, вдруг улавливала на своем лице совершенно злобное выражение, – так, наверное, смотрит волк, забившийся в угол клетки, – и вспышка ненависти к этому человеку на мгновение ослепляла меня.

С тех пор как мне удалось отобрать у Ириши блистеры с таблетками (она с отчаянием цеплялась за лекарства), туман, окутывавший ее в последние недели, развеялся, а тупое оцепенение сменилось постоянной острой болью в сердце.

– Ира, у тебя дочь. Возьми себя в руки! – пыталась командовать я. С таким же успехом можно было муштровать промокший тюк ваты: с Ирины капало, она беспрестанно шмыгала носом, заваливалась куда-то вбок и вряд ли внимала моим аргументам.

Днем она теперь возвращалась в свою городскую квартиру, где жила до замужества. Сидеть в одиночестве в загородном коттедже было совершенно невыносимо. Каждая комната, каждый предмет кричали, вопили об их владельце. К шести вечера Ира возвращалась в поселок и забирала из садика Анюту. Маленькая птичка-говорун, способная в два счета уболтать хоть В. Жириновского, убаюкивала маму разговорами и приносила той облегчение, но лишь до того момента, пока не начинала интересоваться судьбой ее «любимого Левушки».

– Где же наш Левушка? – делала бровки домиком маленькая обезьянка, подпирала щеку ручкой и качала головой. – Ну сколько можно отсутствовать! Мы же тут, его очаровательные девочки! А он где? Когда вернется? Когда кончится эта его командировка?

Парочки подобных фраз хватало, чтобы подтолкнуть Ирину к истерике. Травмировали ее и звонки из милиции. Не важно, что они раздавались не только днем, но и в шесть утра, и в двенадцать вечера, главное – Иру начинало трясти от одного лишь вопроса: «Ну что, ваш муж так и не появился? Нет никаких известий?» Становилось совершенно ясно – с этой стороны помощи ждать не приходится. С тупым упрямством, приветствуемым при прополке картошки, но никак не в общении с измученной женщиной, оперуполномоченные день за днем забивали гвозди в Ирино сердце.

В городе бедняжка посещала личного психотерапевта (то есть меня), если психотерапевт имел возможность выкроить время между двумя статьями и тремя интервью. Мы вспоминали Льва. Когда Ирина говорила о нем, ей становилось легче…

Еще мы курили. Пока Никита отсутствовал, я, тихо ужасаясь себе, восстановила нормы потребления никотина. Мало того – подсадила на отраву подругу. Раньше Ирина изредка выкуривала сигарету за компанию, теперь смолила нещадно, как и я. А я отрывалась по полной программе, так как знала – с возвращением Никиты из командировки придется вновь урезать сигаретный паек.

– Знаешь, вчера я пристально изучала ежедневник Льва, – сказала я, протягивая подруге зажигалку. – Тот, в красивом кожаном переплете. Помнишь?

– Конечно.

– Так вот. Нашла очень много записей насчет какого-то дома на улице Великих Восстаний.

– Еще бы, – скорбно произнесла Ирина.

– Этот дом – один из объектов риелторской деятельности Льва?

– А?

– Что с этим домом?

– В нем живет Денис Трофимович.

– Твой свекор.

– Да.

– И?..

– И Лев целый год боролся с одной строительной компанией. Она возвела во дворе дома высотный офисный центр.

– И как называется эта строительная компания? – с нехорошим предчувствием спросила я.

Ирина задумалась.

– А, вспомнила. «Спектрал».

Ну надо же!

Как тесен мир!

Муж моей лучшей подруги уже год сражается с компанией, зодческие успехи которой я не раз и не два воспела в журнале «Удачные покупки». И босс постоянно напоминает, что неплохо было бы раскрутить «Спектрал» еще на одну серию рекламных материалов. Мне вряд ли удастся отвертеться от этого задания.

– И офисный центр сильно мешает дому Дениса Трофимовича?

– Это однозначно. Жильцы лишились двора, детской площадки. Но они уже готовы с этим смириться. Главное – их дом сильно мешает офисному центру! По замыслу строительной компании там будет просторная парковка. И поэтому «Спектрал» добился признания дома аварийным, и теперь его будут сносить. А жильцов – расселять.

– Ого!