Процесс разложения зависит от множества разнообразных переменных, и на самом деле мы очень многого о нем по-прежнему не знаем. Моя работа раз за разом показывала, что, как в жизни двух одинаковых людей не бывает, так и в смерти мы тоже сильно отличаемся друг от друга. У одних тело разлагается медленнее, чем у других. Если на момент смерти вы принимали антибиотики, то велика вероятность, что разложение тела займет относительно долгое время: антибиотики от легочной инфекции, например, убивают и подавляют бактерии и микроорганизмы не только в грудной полости, но и в кишечнике. Если бактерии и другие обитатели вашего кишечника были истреблены лекарствами, то они не смогут участвовать в разложении организма изнутри.

Температура местности, где погиб человек или где его тело бросили гнить; влажность воздуха вокруг; плотность прилегания одежды; закопали тело на поверхности или глубоко в утрамбованной глинистой почве, а может, и вовсе в сухом песчаном грунте – все эти факторы повлияют на скорость разрушения тела. Постоянно предпринимаются попытки определить, что способствует ускорению или замедлению разложения, однако этот процесс зависит от столь большого числа факторов, что слишком рискованно делать какие-либо выводы, не зная подробностей об условиях среды на момент смерти. Порой даже погребенные на одном кладбище тела – в идентичных, казалось бы, условиях – могут разлагаться с разной скоростью, и никто толком не знает, почему так происходит.

В 1998 году, когда местного врача Гарольда Шипмана из Гайда под Манчестером арестовали по подозрению в убийстве своих пациентов, никто и предвидеть не мог всех всплывших в итоге ужасов и секретов. Шипману дали пожизненное за пятнадцать убийств, однако в ходе расследования были установлены личности 218 отдельных жертв, а по оценкам следователей всего на его счету более 250 трупов. Для расследования потребовалось провести эксгумацию нескольких жертв Шипмана для более тщательного изучения, и фотографии, которые сделали на вскрытии, просто поразили меня. Я отчетливо помню фото забальзамированного мужчины, все так же одетого в свой фрак с галстуком-бабочкой; он пролежал в земле многие годы, но его тело было практически нетронутым, и узнать его не составляло труда. Оставалось только гадать, разложится ли он когда-нибудь вообще, или же закачанная в похоронном бюро бальзамирующая жидкость сохранит его на тысячелетия, подобно египетской мумии. Содержимое других эксгумированных гробов сильно различалось: в одних вообще почти ничего не осталось, в других, захороненных намного раньше, останки весьма хорошо сохранились. Это было удивительно и необъяснимо.

В ряде университетов процесс разложения человеческого тела становится очень популярной областью исследования. Она определенно интересует студентов, поступающих на факультет антропологии, которые мечтают стать «тем самым» экспертом, к которому обычно обращается за помощью полиция. Конечно, было бы полезно уметь определять, сколько времени прошло с момента смерти человека, основываясь на степени разложения его тела, однако из-за огромного количества влияющих на этот процесс факторов вполне вероятно, что универсальная и хорошо прогнозируемая модель никогда не будет получена.

Интерес к этой теме начали проявлять в 1970-х, когда полиция раз за разом просила американского антрополога доктора Уильяма Басса посетить место преступления, чтобы определить, как долго там пролежал труп жертвы. В конечном счете ученый заявил полицейским, что ему приходиться тыкать пальцем в небо, и было бы гораздо проще делать свои предположения – которые, к тому же, получались бы куда точнее, – будь у него возможность наблюдать за разложением настоящих трупов в естественной среде. После долгих препирательств с местными баптистами и другими протестующими ему выделили участок земли рядом с университетом Теннеси в Ноксвилле, где Басс организовал свой полигон, в народе известный как «ферма трупов». Здесь на тела воздействуют осадки, и их изучают, чтобы понять, как окружающая среда влияет на разложение. Эту территорию, огороженную высоким забором с защитой от падальщиков и колючей проволокой, Билл Басс назвал «Акром смерти» в собственных мемуарах, и о ней стало известно во всем мире после выхода романа Патриции Корнуэлл, который так и назывался «Ферма трупов». Я с упоением читала ранние книги писательницы, и была готова отдать левую руку, лишь бы там побывать. В итоге, впрочем, мне не пришлось идти на такие жертвы: экскурсию в это место преподнесли мне на блюдечке.

Доктор Басс просил людей жертвовать свои тела для науки, чтобы помочь в исследованиях. Трупы подвергали различным воздействиям по всему полигону, и вместе со своими студентами Басс проводил тщательные наблюдения в надежде получить более точные знания о процессе разложения. Представьте ситуацию, когда полицию вызывают к обнаруженному телу. В реальном мире труп практически никогда не будет лежать на поверхности, ожидая, пока его найдут. Скорее всего, он будет частично или полностью закопан. Также он может быть спрятан в растительности либо погружен в воду. Может быть в одежде и без нее, связанный, с кляпом во рту или даже расчлененный, в виде разбросанных в разные места частей тела. С помощью пожертвованных тел на полигоне старались сымитировать как можно больше разных сценариев избавления от трупа. Их оставляли во всевозможных, порой весьма странных условиях, подробно записывая изменения состояния со временем. При достаточно частом повторении похожих сценариев можно построить базу данных, в которой будет описано, что происходит с телом в зависимости от тех или иных условий. А после того, как полигон Басса получил известность, многие аспиранты стали сами проводить исследования трупов, почвы под, над ними и вокруг них, а также изучали селящихся в них насекомых. Некоторые устраивали собственные эксперименты в попытке изучить всевозможные факторы, которые могут повлиять на характер и скорость разложения тела.

Возможность посетить полигон выпала мне в 2005 году, когда нужно было сняться в документальном фильме о моей работе. Поначалу мне эта идея не особо понравилась, и многие месяцы я отказывалась принимать участие в съемках. Тогда режиссеру Морису Мелзаку, самому настойчивому человеку, которого я только встречала, пришла в голову мысль снять часть сцен на полигоне в Ноксвилле. Месяцами он докучал мне, пускай и в очень вежливой форме, уговаривая снять фильм о моей работе. Он терпеливо сносил все мои отказы, пока в один прекрасный день не навязался ко мне на чай. Помню, как он сидел в моей залитом солнцем оранжерее и спросил: «Не хотели бы вы поболтать с Биллом Бассом и посмотреть на его работу?» Все-таки Морис нашел, за какую ниточку дернуть. Еще как хотела! Я слишком любопытна, чтобы упустить такой шанс. После слегка неприятного начала наших отношений он в итоге стал одним из моих лучших друзей.

Я не любитель путешествовать и попросту ненавижу все, что связано с международными аэропортами. Когда мы добрались до Ноксвилла, после трех самолетов, бесконечных очередей на паспортном контроле, всех этих хождений, спотыканий о чужой багаж и ревущих детей, я уже готова была кричать. Чтобы успеть на последнюю пересадку из Филадельфии в Ноксвилл, нам пришлось бежать со всех ног.

Наконец мы прибыли в университет Теннесси, где встретились с Биллом Бассом и его коллегами. Все были профессорами антропологии или археологии и, казалось, больше всего интересовались костями – тому, что с ними происходит при переломе, огнестрельном ранении или при хранении в различных условиях. Мы обошли кабинеты кафедры, вежливо кивая сотрудникам, которые поднимали головы и с улыбкой здоровались с нами, но тут же возвращались к своей работе. Одна девушка провела потрясающую демонстрацию методов определения входных пулевых отверстий, а также инструментов, соответствующих различным отверстиям в черепах. Я еще подумала, что ее работа имела огромную ценность для полицейских расследований, да и учитель из нее был весьма неплохой.