Когда я была в морге (разобравшись с волосами, принялась за губы, десны и полость носа), работавшие там санитары вели себя чрезвычайно дружелюбно и всячески мне помогали. Я была им безмерно благодарна, потому что меня не всегда встречают с распростертыми объятьями, особенно судмедэксперты. Все зависит от того, на кого попадешь, и многие из них страдают «комплексом бога», считая себя повелителями морга. Хотя они действительно хороши в своем деле, некоторые словно оскорбляются, когда к ним приходит какой-то другой специалист со своими дурацкими, на их взгляд, идеями.

Пока я занималась подготовкой образцов, меня окликнул с другого конца морга чей-то голос.

– Уверен, ты не прочь пообедать, Пат, не так ли?

Я оглянулась и увидела приветливое лицо старшего следователя, который поручил мне заняться этим делом.

– О да, – ответила я.

Когда мы пришли в столовую для персонала, выбор был уже не велик: я слишком долго провозилась с телом.

– Что бы ты хотела, Пат?

Я слишком устала, чтобы думать об этом, да и, по правде говоря, вообще была не особо голодна. Тем не менее мне предстояла долгая дорога обратно на юг, так что было необходимо подкрепиться.

– Может, вы выберете что-нибудь для меня? – предложила я. – Что угодно, лишь бы без мяса…

Вскоре он вернулся с подносом и принялся выставлять на стол тарелки. Я посмотрела, ощутила запах, и меня сразу же затошнило. Это была цветная капуста в сырном соусе – обычно я это блюдо обожаю, однако оно пахло масляной кислотой с сероводородным душком; проще говоря, оно пахло трупом. Содержимое тарелки напоминало кусочки мозга с сероватым оттенком по краям – вылитый цвет трупных пятен. В этом не было ничего удивительного – масляная кислота содержится в сыре, а сернистые соединения – в цветной капусте. Все крестоцветные, включая цветную капусту, выделяют их в обильном количестве: полагаю, именно поэтому многие так ненавидят цветную и брюссельскую капусту. Масляная кислота образуется в процессе бактериального брожения, а в производстве сыра используются те же самые бактерии, что участвуют в разложении тела и отвечают за неприятный запах потных ног. Я пыталась быть объективной, однако еда то и дело лезла назад. Я мысленно ударила себя по щеке и представила, как бабушка мне говорит: «Хватит капризничать, доедай!» Так я и сделала.

Захватив драгоценную сумку с образцами и оборудованием, я отправилась в долгий путь на юг. Из-за многочисленных заторов на трассе он занял у меня больше семи часов. В итоге я добралась домой где-то к часу ночи и сразу плюхнулась на диван перед телевизором со своим дорогим Мики, одноглазым бархатным бурманским котом, который тут же залез на колени. Когда я очнулась в полпятого, ужасно болела шея, а усы Мики щекотали мне щеку. По телевизору шел какой-то нелепый фильм ужасов, в котором играла неприятная пронзительная мелодия. Я выключила его, не выпуская Мики из рук, и мы вдвоем отправились в кровать, проспав до десяти утра.

Я обнаружила, что волосы – потрясающий источник спор и пыльцы лишь методом проб и ошибок, и была потрясена их невероятной способностью притягивать микроскопические частички. Эксперименты, проведенные одним из моих студентов магистратуры, показали, что наличие спрея или других средств для укладки волос никак на это не влияет. Пыльца и споры одинаково хорошо липнут к чистым, грязным или чем-то покрытым волосам. Мне доводилось видеть, как судмедэксперты во время вскрытия проводят по поверхности волос жертвы гребнем – уже тогда мне это казалось немного бесполезным в плане сбора улик занятием. Для получения образцов необходимо обрабатывать все волосы на голове, а вычесыванием небольшой части скальпа не соберешь даже самых крупных частиц растительного материала. Поразительно, насколько порой укореняются различные протоколы и методы, и вместо осмысленного анализа выполняются механически, для галочки. Я ко всему отношусь максимально серьезно и, будучи человеком любознательным, всегда хотела пойти немного дальше. Волосы помогали мне получать самые лучшие результаты в делах об убийствах.

Помнится, однажды жертвой была темнокожая женщина с Ямайки, одетая в дорогую, но неудачно подобранную одежду. Прежде мне никогда в жизни не доводилось касаться волос людей с Ямайки, и когда я попыталась в морге, как делала это всегда, промыть волосы жертвы, они попросту отказывались намокать. Они немного напоминали мягкие ворсистые листья растения манжетка: очень тонкие волоски настолько эффективно отталкивают воду, что она просто собирается мелкими блестящими каплями на их поверхности. Судебный медицинский эксперт – один из самых изобретательных, которые мне только попадались, – придумал интересное решение. Сделав надрез вокруг шеи и горла, он просто снял целиком лицо вместе со скальпом. Я потеряла дар речи. Передо мной была кукла-перчатка и тело, лишенное лица и скальпа. Я поместила свою руку в перчатке внутрь этого «лица-перчатки», и хорошенько взболтала ею в миске с горячим раствором отбеливателя. Мне удалось получить пригодный образец. Затем мы вернули скальп и «лицо-перчатку» на место, и было даже невозможно догадаться, что к нему вообще когда-либо прикасались. Веки идеально легли на глаза, и женщина выглядела в точности как прежде. Тогда-то я поняла, как, должно быть, воспринимают лицо пластические хирурги. Это лишь тонкая, гибкая оболочка поверх мышц и костей. Меня поразило, насколько легко и аккуратно пластический хирург мог бы резать, двигать и даже снимать кожу, исполняя пожелания своего пациента.

Вернувшись в лондонскую лабораторию, я занялась обработкой образцов в центрифуге, после чего удалила из каждой пробирки супернатант – жидкость, образовавшуюся поверх небольшого количества осадка на дне пробирки. Обработка восьми образцов может занять целый день и включает растворение фоновой структуры ненужной целлюлозы, других полимеров и кремния, для чего используются различные сильнодействующие щелочи и чрезвычайно мощные кислоты, в том числе плавиковая. В конечном счете у меня получился длинный ряд выставленных на столе образцов, и я приступила к анализу под микроскопом. Рядом с моей головой пронзительно зазвенел телефон, и я подпрыгнула от неожиданности.

– Есть что-то, Пат? – спросил полицейский.

Да, у меня уже кое-что было. Картина начала вырисовываться. Я видела перед собой очередной ужасно неухоженный, запущенный сад, однако на этот раз там был костер. Горела древесина как хвойных, так и лиственных деревьев, о чем свидетельствовали характерные для этих видов клетки: трахеиды хвойных деревьев и широкие сосуды ксилемы лиственных пород. В древесном угле прекрасно сохранилась их структура, однако было также немало и аморфного черного прогоревшего материала и заостренных и закругленных частичек кремния – песка. Обугленных фрагментов и песчинок в волосах было слишком много для кратковременного контакта. Судя по всему, тело находилось либо очень близко к кострищу, либо прямо в нем.

У меня в голове сложилась картина этого места. Девушку оставили рядом с живой изгородью из бирючины, за которой, скорее всего, никто не ухаживал. Похоже, что растение обильно цвело, потому что в волосах жертвы было относительно много его пыльцы. Это означало, что его, вероятно, уже давно не стригли и кусты были размашистыми и высокими. Это также означало, что девушка лежала непосредственно около изгороди: бирючина опыляется насекомыми и производит мало пыльцы, а на волосах жертвы ее оказалось гораздо больше, чем можно было ожидать. Хотя тополь и опыляется ветром, а его пыльца способна преодолевать значительные расстояния, ее обилие означало, что рядом с бирючиной росло как минимум одно дерево. У тополя образуются сережки и огромное количество пыльцы, однако сами пыльцевые зерна представляют собой крошечные сферы с тонкими стенками и микроскопическими выступами на поверхности, и они весьма быстро разрушаются. Мне редко когда доводилось обнаруживать пыльцу тополя в расследовании дел, не говоря уже о таком ее изобилии. Как по мне, это весьма показательный признак.